Быть вторым после Уильяма вовсе не считалось позорным.
Пока рыцари и дамы толкались на поле, поздравляя победителя, Уильям подозвал знаками вассалов Соры.
Они тут же представились, поклонившись лорду, и затем один за другим приняли руку Соры.
— Вы помните меня, миледи? Сэр Фрэнсис Уэйсский.
— Сэр Фрэнсис. Разумеется, помню. Никогда не забуду наши игры с вашей дочерью Элли. Она была как раз моей ровесницей. Надеюсь, ее дела идут удачно?
— Замужем, с тремя малютками, — похвастал сэр Фрэнсис.
— А меня вы помните, миледи? Сэр Дентон Белуортский.
— Сэр Дентон!
Сора схватила сэра Дентора за руку, сжала ее и вывернула.
— Миледи! — возразил он. — Не могу же я состязаться с вами теперь!
— А почему бы и нет?
— Вы же моя госпожа! Это будет проявлением неуважения!
Сора вздохнула и ослабила хватку.
— Я действительно помню вас, но во время нашей последней встречи вы не были сэром Дентоном.
Прямо на глазах Уильяма все достоинство молодого человека улетучилось, и он с обожанием улыбнулся Соре,
— Меня посвятили в рыцари.
— Я горжусь вами. Это была ваша самая заветная мечта.
Она повернулась к Уильяму.
— Этот рыцарь позволял мне таскаться за ним по пятам, когда я была совсем малышкой. Он меня дразнил и смеялся надо мной, и он же научил меня арм-реслингу.
Рыжеватая кожа Дентона вспыхнула темно-красным цветом, и, обеспокоенно посмотрев на Уильяма, он принялся оправдываться:
— Ну, не будем теперь выдумывать, миледи!
— Разумеется, не будем, — улыбнулась Сора. — Наверно, мы сможем встретиться и поговорить позднее. Позвольте осведомиться о вашем отце?
— Мы потеряли его, миледи, во время кровавого раздора две зимы назад.
— Мне прискорбно слышать это. Он был добрым человеком и преданным слугой.
Сора погладила Дентона по руке и затем отпустила ее.
Последний мужчина взял ее за руку нерешительно.
— Меня зовут сэр Гилберт Хартлбергский.
— Хартлбергский? — поражение переспросила Сора. — А где же сэр Вейчел?
— Он умер, и сэр Теобальд заменил его на мою скромную персону.
Никто не произнес ни слова. Соре было нанесено оскорбление тем, что ее не поставили в известность о перемене, но вместе с тем приезд сэра Гилберта на ее свадьбу был и предвестником дружбы. Сора была вольна заменить его по своему усмотрению или же оставить его и появление Гилберта пред ней было жестом доверия с его стороны. Само лишь то, что Гилберта избрал отчим Соры, вовсе не означало, что этот человек бездарный или жестокий. Сора понимала это; понимала она также и то, что для земель вокруг Харлберга будет лучше, если они окажутся под надежным присмотром одного человека.
— Я приветствую вас, сэр Гилберт. Я весьма надеюсь, что вы принесете мне присягу верности и отчитаетесь об урожае.
— Слушаюсь, миледи, и весьма надеюсь принести вам эту присягу.
Сора повернулась к смотрителю замка Уэйс.
— А где же сэр Фрейзер? Он едет за вами?
Вопрос явно привел его в замешательство.
— Не совсем так, миледи. Сэр Фрейзер…
Сора недоуменно подняла бровь.
— Сэр Фрейзер отказался от приглашения.
— Отказался?
Уильям рассеянно поднял колечко волос с плеча Соры и убрал его под вуаль, явно не следя с надлежащим вниманием за ходом беседы.
— Значит, он был слишком беден для того, чтобы приехать к нам?
— Нет, лорд Уильям.
— Его жена рожала, дети его ослабели от жара, и он прибудет сразу же после их выздоровления?
— Нет, милорд.
— Он отказывается выполнять присягу, данную своей госпоже?
Уильям поднял глаза, но взор его уже не был рассеянным. Он впился взглядом в неуютно чувствовавших себя вассалов, и те переминались с ноги на ногу, напряженно и сосредоточенно.
— Сэр Фрейзер отказывает моей леди Соре, моей супруге, в том, что ей принадлежит по праву?
— Да, милорд.
Голубые глаза Уильяма сковал лед.
— Так пускай же готовится к осаде.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
— Я посвящаю свое стихотворение моей возлюбленной даме.
Слуги убрали остатки холодных блюд со стола и наполнили кубки элем, а кувшины вином. Участники дневного сражения сравнивали свои кровоподтеки и рваные раны. Они слушали рассказы про битвы, хохотали над поверженными и не обращали внимания на Николаса, который взобрался на свою скамью за главным столом и лопотал какое-то стихотворение. Он упорствовал до тех пор, пока леди Джейн не хлопнула рукой, призывая к тишине, и под ее начальственным присутствием за главным столом воцарилась учтиво-досадная тишина. Тогда Николас откашлялся и приступил к чтению обоймы стихотворений, взывающих к сердцу невесты.
Все слушали вежливо. А что им оставалось делать под пристальным взглядом леди Джейн, застывшим на их лицах? Вежливо слушал и Уильям. А как иначе он мог поступить по отношению к гостю? Поклонение даме было новомодным поветрием, занесенным сюда недавно придворными ухажерами из Аквитании. Рыцарь избирал какую-нибудь даму и посвящал ей свои песни, следовал за ней повсюду, шел в бой с ее талисманом. Говорят, что жена Генриха, Элеонора, воодушевила трубадуров своей любовью к поэзии.
Эти жалкие стишата ничего не значили, они просто-напросто были выражением влюбленности молодого человека. Николас никогда не терял голову из-за женщины; Уильяму следовало бы радоваться и гордиться тем, как Николас боготворит Сору.
Эти дурные стишата ничего не значили. У Уильяма не было оснований приходить в ярость только из-за того, что он не хотел никому отдавать Сору. Если бы он вскочил и пробил бы Николасу башку — о чем он страстно мечтал, — то гости подохли бы со смеху, а потом сделали бы из него посмешище до конца его дней.
Эти расхожие стишата ничего не значили;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134