Как вы себя чувствуете, фрекен Клара? Если в любви не подвигаешься вперед, то пятишься назад. Таков закон.
Принесли письмо, написанное пером и чернилами, оно было от актера Макса. Он спрашивал, можно ли ему вернуться в компанию. Борсен достал свой карандаш и хотел ответить.
– Нет, не карандашом, – сказала фрекен Сибилла, – Макс очень щепетилен на этот счет.
– Неужели карандаш не годится, чернильный карандаш?
– Чернильный, великолепно, ха-ха-ха, – захохотал кассир.– И ответьте, что если он придет, его, так и быть, потерпят.
– Нет, не так, – сказала фрекен Сибилла, – это его не удержит.
– А на это господин Макс не щепетилен? – спросил Борсен.
– Напишите, что я ушла, – предложила фрекен Клара.
– Ты воображаешь, что это по тебе он стосковался? – вскричали обе остальные дамы и начали спорить из-за негодного мужчины.
Но тут он сам появился в дверях, поклонился и спросил, разрешается ли ему войти.
– Натурально! – ответили все.
– Да, но ты, Клара, выгнала меня вон.
– Разве я с тобой говорила? – ответила Клара.– Ни слова. Здесь много народу, кроме тебя, Макс. Садись! Ты не ел?
Но тут кутеж зашел уже чересчур далеко, да и вечер был уже поздний. Фру Лидия и фрекен Сибилла, смеясь, пили друг у друга лекарства и никогда не испытывали такого облегчения. Тогда шеф в последний раз проявил благоразумие и сказал:
– Видите себя так, чтобы нам можно было сюда вернуться, прошу вас!
И вот тогда-то фру Лидии стало дурно. Сначала она подумала было упасть в обморок, но поневоле пришлось изменить обморок на тошноту и выбежать из комнаты.
Остальные продолжали сидеть за столом, Борсен в повышенном настроении и очень довольный. Он говорил, что хотел бы обладать фрекен Кларой, как дорогим бархатом и вышивкой, говорил, что она смотрит на него взглядом, от которого он погибает – ах! Это опять стало не под силу бедному Максу, и он скрежетал на них зубами.
Фрекен Клара вспомнила про кинжал, волшебное оружие.
– Не зубудьте завтра кинжал, господин Борсен!
– Не забуду!
Шеф предложил расходиться.
– Поблагодарим начальника телеграфа за эти забвенные часы, спасибо и ура!
– Я еще не ухожу, – сказал Борсен. Актер Макс застонал от ревности и спросил:
– Разве вы не слышали, что наш глава просил вас уйти? Но Борсен был стоек и велик и продолжал сидеть.
Казалось, будто он ожидал от этого момента чего-то важного, будто надеялся на какую-нибудь несдержанность в том или ином направлении.
Актер Макс растерянно выкатил глаза и обратился прямо к Борсену:
– Нас здесь семь человек, вы один, не можете ли вы подать нам хороший совет, как нам от вас избавиться?
Борсен продолжал сидеть.
– Пойдемте, прогуляемся! – предложила ему фрекен Клара.
Борсен сейчас же встал и вышел с нею.
Но кончилась и эта ночь, и занялся новый день, о, печальный день, с головной болью и множеством забот. Серьезность вступила в свои права, антрепренер и кассир вели ответственные разговоры. Труппа попала в беду, она застряла в Сегельфоссе, приехала сюда с пустыми руками и ничего не имела про запас. Ах, новые пальто стоили страшно дорого! Если бы они смогли расплатиться здесь, им, может быть, удалось бы получить бесплатные билеты на палубе до ближайшего театра.
Шеф и кассир отправились депутатами к примадонне и с тысячью извинений попросили одолжить им ее двадцать крон.
– И речи быть не может! – ответила примадонна. Они выждали час и пошли к ней снова.
– О чем же я расплачусь сама? – спросила примадонна.– И зачем вы так мотаете, когда у вас заведутся деньги?– спросила она.– Я видела, как ты купил почтовых марок на пять крон.
– Мне приходится писать во много мест и вкладывать вырезки и наклеивать марки, – ответил антрепренер.– Но у меня еще осталось на две кроны, я их пересчитаю.
Примадонна смягчилась:
– Вот деньги! – сказал она.– А теперь мы справимся?
– Не совсем. Но мы посмотрим, не наберем ли еще немножко у других!
И оба пошли депутацией к остальным.
Антрепренер считал долгом своей чести, чтобы труппа расплачивалась в каждом месте и могла вернуться туда еще раз. Жалкая жизнь. Актеры были доверчивы и беспомощны, они лепетали, как дети, и словно куры жались друг к другу. Их можно было надуть и потопить, ничего не стоило напоить их и заставить кривляться: но при правильной постановке, они сияли красивым светом, озарявшим их мрачный фон. Случалось, они сидели и чинили свое платье, штопали дыры, зашивали иголкой и ниткой свои рваные башмаки. Фрекен Сибилла готова была помочь труппе всем, чем могла; после совещания с фрекен Кларой она принялась стирать и вывешивать на видном месте для просушки тонкие воротнички и сорочки с ручной вышивкой, чтобы люди поразились великолепием этих странствующих артистов. Когда депутация пришла к фрекен Кларе, она сейчас же расстегнула корсаж и вытащила помятый медальон на шнурочке, и, конечно, горделиво полагала, что рассчиталась вчистую, уж один шнурочек стоил дороже цепи любого короля.
– Денег у меня нет, – сказала она.– Но у меня есть вот это! – с этими словами она отдала медальон. А может быть, она получила его в подарок дома, в какой-нибудь рождественский сочельник, в давно минувший сочельник, на елку.
Начальник телеграфа Борсен явился с кинжалом, вежливо раскланиваясь направо и налево. Он был величествен и крепок сегодня, как вчера, и казалось, не имел никаких забот, должно быть, он уже устранил их. Фрекен Клара поблагодарила за кинжал, но не была расположена поучиться обращению с ним.
– Мы в страшном затруднении, – сказала она, – нам нечем расплатиться!
– Пустяки! – ответил Борсен.
Она объяснила положение, дефицит, это очень серьезно;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113