Они так ко мне пристали, что я и сам часто говорю: «не пойдет».
— Почему же твои сочинения не идут?
— А кто его знает, почему. Возьмет этакий толстяк с лоснящейся физиономией, какой-нибудь книготорговец или издатель, твою рукопись, полистает, подымет свое рыло с таким видом, будто уже все прочел, и скажет: «Не пойдет, не пойдет».
— Ты бы снес свои работы в газетную контору, — советует управляющий имением, выпуская через нос густую струю дыма. — Может, там примут и в газете напечатают. Потом очень приятно будет почитать.
— Да разве я туда не ходил! Знаешь, как отвечают в редакциях газет? Там не говорят: не пойдет. Там говорят: зайдите через недельку.
— Ну, что ж, можно зайти и через недельку.
— Само собой разумеется. Люди и приходят через неделю.
— Ну и что?
— А им опять говорят: приходите-ка через неделю. В одну редакцию я так ходил, неделю за неделей, целые шесть месяцев.
— Ну а потом? Потом сказали, что не пойдет?
— Нет. Потом сказали, что рукопись затерялась. А когда я стал протестовать, что так все же дело не пойдет… видишь, я снова говорю «не пойдет», у меня теперь за каждым словом это «не пойдет»… Ну так вот… я сказал, что так дело не пойдет, разве можно, чтобы в редакции рукописи терялись? А мне заявили — это, видите ли, моя собственная вина, почему я раньше не пришел за рукописью. К счастью, у меня оставалась копия и я смог ее предложить другой редакции.
— Хм… — бормочет Тоотс. — Черт возьми, оказывается, писательская доля не такая уж легкая. А знаешь, Леста, что тебе следовало бы сделать? — восклицает он вдруг. — Ты познакомился бы с каким-нибудь старым писателем, с таким, у которого, так сказать, уже есть почва под ногами. Он мог бы дать тебе хороший совет, да и в газетной конторе его слово кое-что значило бы. Черт побери, да неужели в Тарту нет ни одного человека, чьи стихи или рассказы уже покупают и печатают? Ну, а если такой фрукт имеется, так он уже прошел огонь, воду и медные трубы и сможет тебе подсказать, как это ему удалось. Ведь верно?
— Верно, дорогой Тоотс! — улыбается Леста. — Удивляюсь, как ты, не имеющий ничего общего с книгоиздательством, смог дать такой умный совет. Я долго думал и ломал себе голову, прежде чем набрел на такую мысль — пойти к старому писателю, у которого, как ты говоришь, уже есть почва под ногами.
— Так ты уж побывал у такого?
— Конечно, Мысль сама по себе была неплохая. Но должен тебе сказать, что старые писатели имеют обыкновение вдруг заболевать, как только к ним приходят молодые, начинающие авторы. Старый писатель поступает таким образом. Старый писатель велит сразу же узнать, что за посетитель к нему явился и с какой целью. Узнав, что у дверей дожидается молодой автор, он тотчас же испытывает сильнейшую головную боль и вообще так расхварывается, что ему приходится слечь в постель и он уже не в состоянии никого принять. Ах да, мне все-таки однажды удалось попасть на прием к старому, почтенному писателю. Он был очень любезен и разрешил мне прочитать ему целых два моих стихотворения. «Да, да, — сказал он, — это прекрасные стихи, мысль оригинальная, но со стороны формы их надо еще чуточку отшлифовать. Оставьте рукопись, я ее просмотрю на досуге. Может быть, заскочите через некоторое время, тогда обсудим ваши произведения подробнее»… В порядке! — как говорит Киппель. Большое спасибо и так далее… сердечное рукопожатие, отеческая благожелательная улыбка…
— Ну, а дальше? — допытывается Тоотс.
— Дальше… Дальше, несмотря на все мое нетерпение, я дал старому писателю достаточный срок, чтобы просмотреть мою рукопись. Я решил не быть назойливым, так как считал, что старый писатель, имеющий уже твердую почву под ногами, действительно не может уделять много времени чужим рукописям. Но в один прекрасный день я уже не смог совладать со своим нетерпением и, затаив дыхание, «заскочил» к своему коллеге и доброжелательному советчику. Старого писателя не было дома, но меня на всякий случай спросили, по какому делу я пришел. Так и так, говорю… я недавно принес сюда рукопись… на просмотр. «Ах вот что, да-да, мой муж говорил об этом». Через несколько мгновений мне с любезной улыбкой вручили через дверь мою рукопись. «Мой муж очень просит извинить его, ему не удалось прочесть вашу рукопись из-за недостатка времени». — «Ах вот как», — говорю я и вежливо поясняю, что я был далек от мысли своим приходом торопить уважаемого господина такого-то, что я просто, проходя мимо, зашел узнать, ну, короче говоря, что я могу ждать сколько угодно. «Ах нет, — отвечают мне, — мой муж сказал, что он вообще не сможет прочесть рукопись, так как почерк слишком мелкий для его старых глаз». — «Ах вот как, — снова говорю я, в душе проклиная свой мелкий почерк, который, кстати, самому мне казался очень красивым и разборчивым. — В таком случае, — цепляюсь я за последнюю надежду, — я готов переписать рукопись более крупным почерком». — "Ах нет, — улыбаются мне в ответ, — зачем вам тратить столько труда и времени. Может быть, отнесете рукопись — так, как она, есть, кому-нибудь другому. К тому же, я уже говорила, у моего мужа очень мало свободного времени. — «Ах вот как», — говорю я в третий и последний раз, раскланиваюсь и пячусь из передней своего собрата по искусству. Черт знает, отчего это некоторые люди, попав в неловкое положение, совершенно забывают следить за своей походкой?
— Кийр в таких случаях выпячивает один бок вперед, — замечает Тоотс.
Тали улыбается и начинает перелистывать какую-то пухлую книгу.

XVII
Через открытое окно, врываясь в разговор приятелей доносятся раздраженные голоса. Какой-то мужчина, стоя у колодца, рассказывает другому о каком-то событии, приправляя свою речь смелыми эпитетами по адресу некоего третьего лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121