Затем еще раз вытирает платком лоб, щеки и глаза.
На мосту Киусна спутники останавливаются и, опершись грудью о перила, глядят вниз, на ручей.
— В этом месте ты тогда за Либле нырнул, — говорит Кийр, покосившись на Тоотса.
— Как это — нырнул? — спрашивает Тоотс, резко вскидывая голову.
— Ну, в школе потом говорили. Ты будто бы сам и рассказывал.
— Ничего я такого не говорил.
— Как же так? Это было в тот раз, когда ты от нас после крестин ушел.
— А-а! — припоминает теперь Тоотс. — Да, да, верно. Я в самом деле нырял здесь за Либле. Но тогда речка была куда глубже. Зима шла к концу.
Тоотсу далеко не по душе этот допрос и подозрительный взгляд приятеля, который он все время ощущает на себе. Похоже на то, будто школьный товарищ пытается выведать у него тайны давно минувших лет. У Тоотса такое чувство, будто кто-то не особенно грузный, но и не совсем легкий взобрался ему на спину и горячо дышит в затылок. Имеется одно обстоятельство, которое и впрямь делает почти невероятным рассказ о спасении Либле: даже у самого мостика, где речка была якобы особенно опасной, оказывается до смешного мелко.
Школьные товарищи еще несколько минут молча всматриваются в воду ручья, затем выпрямляются и идут дальше. Тоотс очень доволен, что щекотливый разговор так быстро кончился. Но рыжий сатана еще раз оглядывается на мостик и исподтишка лукаво усмехается. Его приятель из России прекрасно улавливает эту усмешку, понимает и ее скрытый смысл, но молчит. Однако где-то в незримой книге записано будет и это деяние, и если он в свое время остался перед Кийром, перед этим самым шагающим сейчас рядом Георгом Аадниэлем, в долгу, не задав ему хорошую трепку, то… то расплатиться никогда не поздно. Придется еще и добавить проценты за несколько лет. Не нравится Тоотсу и откровенно бесцеремонный переход приятеля на «ты». Сначала Кийр избегал ему говорить и «ты» и «вы», стараясь подыскать нечто среднее между ними, или же употреблял одновременно и то и другое. И вдруг сейчас, на мосту?.. Что он, собственно, думает? Или, может быть, решил, что перед ним прежний Йоозеп Тоотс, которому можно говорить в лицо все, что вздумается? Ну погоди же, это тоже будет тебе записано!
Но тут рыжеволосый вдруг резко меняет тему разговора.
— Исиас, исиас, — шепчет он про себя. — Ты говорил, что у тебя в ноге исиас. Не объяснишь ли ты мне, что такое исиас?
— Ишиас, — строго поправляет его Тоотс и начинает выделывать правой ногой забавные фортели. — Ишиас, а не исиас!
— Хорошо, пусть будет ишиас. Но что это такое — ишиас?
— Ишиас? Неужели ты не знаешь, что такое ишиас?
— Никогда о такой хвори не слыхал.
— Ишиас — это такой недуг, — поясняет Тоотс, — которым хворают одни лишь богатые и образованные люди. Вам здесь в деревне на этот счет нечего беспокоиться, к вам оно не пристанет.
— Ну ладно, но что же он, этот исиас, делает?
— Ишиас, а не исиас! — снова поправляет Тоотс. — Ты спрашиваешь, что он делает? Думаешь, вероятно, что он по голове гладит? Ишиас прежде всего ударяет в ногу. Гляди, что он вытворяет. Смотри, как я хожу.
Тоотс обгоняет Кийра на несколько шагов, делая при этом правой ногой странные движения и поднимая на шоссе облака пыли.
— Ой, ой! — испуганно вскрикивает Кийр. — Этот ис… ишиас — очень скверная штука. Но по деревне ты так не ходи, — предостерегающе добавляет он.
— Вот как! — Тоотс останавливается. — А как прикажешь мне по деревне ходить?
— Как раньше.
— А если не могу?
— А как ты раньше мог?
— Раньше! Раньше у меня ишиаса в ноге не было, а сейчас вдруг в ногу как ударит. Имей в виду, — продолжает объяснять больной приятель. — Ишиас — это такая болезнь, которая любит путешествовать.
— Путешествовать?
— Да-да, путешествовать, — подчеркивает Тоотс. — Путешествует она по человеческому телу, по так называемому организму. Прежде всего ударяет в ногу, посидит там, разведает все кругом и начинает блуждать. Сегодня ишиас этот у меня все время в бедре торчал, а сейчас обратно в голень залез. Но хуже всего, когда в голову ударит.
Тут оратор на миг умолкает и выпускает из рук пуговицу на сюртуке приятеля, за которую он цепко ухватился, давая свои пояснения.
— В голову тоже бьет! — восклицает слушатель. — А чего ему там делать?
— Там, — многозначительно продолжает Тоотс, — там он может любой фокус выкинуть. Господину Иванову, помещику, у которого я служил, ишиас часто залезает в голову. И как ударит он господину Иванову в голову, так тот сразу хватает свою толстую палку и давай лупить первого встречного почем зря. И вот что удивительно: потом человек и сам не помнит, что натворил. Вот как, теперь понимаешь, что ишиас делает. Ты же хотел знать, что он делает.
— Гм… — рассуждает Кийр. — Так ишиас этот и вправду довольно опасная болезнь, раз она такая, как ты говоришь. А тебе она тоже в голову ударяет?
— До сих пор не случалось, — отвечает Тоотс, — но в любую минуту может ударить.
— Гм, гм… нет, пусть уж тогда лучше в ноге сидит. Лучше уж хромай и ходи, как тебе хочется.
— Сейчас мне хромать уже незачем, он у меня опять в бедро вернулся.
Потоптавшись на месте, приятели идут дальше. Вскоре они приближаются к первым домикам Паунвере. В деревне много перемен, Тоотс это сразу замечает. Взять хотя бы те два новых дома, невдалеке от развилки дороги, которая ведет к кладбищу, — когда он жил в родных краях, домов этих не было.
— Здесь живет колбасных дел мастер, — говорит Кийр, указывая на первый из домов.
«Колбасных дел мастер…» — повторяет про себя Тоотс эти необычные для него слова и оглядывает дом, окрашенный в красный цвет и напоминающий ему какой-то предмет, изготовленный его собственными руками когда-то очень-очень давно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121