Он решил сделать вид, что просто ничего не заметил.— Внизу столпился народ. Люди стоят в ожидании, — хотят еще раз взглянуть на блестящего герцога Гандийского, — сказал он, не поворачивая головы.Джованни, шагнув к окну, обернулся к брату с дерзкой улыбкой.— В таком случае ты должен понимать, что они не будут разочарованы, — проговорил он, поглядывая на свою богато украшенную одежду и на брата. — Жаль, — продолжал он, — что сравнительно скромное церковное облачение — это все, что ты можешь им продемонстрировать» брат мой.— Но, значит, они будут восторгаться не герцогом, а роскошным нарядом герцога, — заметил Чезаре.Александр встал между ними, обняв каждого.— Тебе будет любопытно увидеть жену Гоффредо, дорогой мой Джованни, — сказал он. Джованни улыбнулся.— Я слышал о ней. Слава о ней дошла и до Испании. Некоторые мои самые благонравные родственники произносят ее имя шепотом.Папа рассмеялся.— Мы здесь, в Риме, более терпимы, а, Чезаре?Джованни посмотрел на брата.— Я слышал, — сказал од, — что эта Санчия Арагонская очень щедрая женщина. В самом деле, настолько щедрая, что все, что у нее есть, не может отдать лишь мужу.— Наш Гоффредо с нами, он очаровательный мальчик, — примирительно произнес папа.— Не сомневаюсь в этом, — улыбнулся Джованни.В его глазах светилась решимость. Чезаре смотрел на него с вызовом, а когда бы ни был брошен вызов одним из братьев, он непременно принимался другим.
Джованни Сфорца ехал в Пезаро.Как радовался он возможности побыть дома! Как устал он от конфликтов, вечно возникающих при папском дворе, в Неаполе и везде, где бы он ни был. В Неаполе на него смотрели как на союзника, каковым он и являлся; его подозревали в шпионаже в пользу Милана, которым он и занимался. За последний год он не совершил ничего такого, что подняло бы его в собственных глазах.Он только стал еще больше бояться, больше, чем когда-либо в жизни.Только дома, в Пезаро, можно чувствовать себя в безопасности. Он погрузился в приятные мечты. Он представил, как едет в Рим» забирает свою жену и возвращается с ней в Пезаро, давая отпор ее отцу и брату. Он слышал свой голос: она — моя жена, попробуйте только отнять ее у меня!Но это всего лишь мечты. Если бы только было возможно так говорить с папой и Чезаре Борджиа! Терпение, с которым папа вел себя с тем, в ком, как он полагал, уже умерли все чувства, насмешки Чезаре над человеком, который был трусом, а строил из себя героя, — все это было сверх того: что Джованни способен вынести.Оставалось только предаваться мечтам. Он медленно ехал вдоль реки, ничуть не торопясь, — перед ним раскинулся Пезаро. Приехав домой, он почувствует тоску, жизнь будет казаться ему совсем иной, чем в ту пору, когда они жили здесь вместе с Лукрецией.Лукреция! В первые месяцы после того, как она стала его женой, Лукреция казалась ему смущенной девочкой. Но какой он узнал ее позже! Ему хотелось забрать ее и помочь ей избавиться от всего, что она унаследовала от своей странной семьи.Появился замок, казавшийся абсолютно неприступным Здесь, размышлял он, я мог бы жить с Лукрецией счастливо и в полной безопасности до конца наших дней. У нас были бы дети, и мы бы обрели покой в нашей крепости между морем и горами. Вассалы спешили приветствовать его.— Наш господин вернулся домой! Он ощущал свою значимость и важность, он — господин в Пезаро. Пезаро должен стать независимым, здесь поселится гораздо больше людей.Джованни спешился и вошел во дворец. И перед ним возникла его мечта — из плоти и крови! В освещенных солнцем распущенных волосах блестели скромные драгоценности — ведь она стала хозяйкой менее великолепного дворца, чем был у нее в Риме.— Лукреция! — закричал он. Она улыбнулась той очаровательной улыбкой, которая делала ее похожей на ребенка.— Джованни, — заговорила она, — я устала от Рима. Я приехала сюда, чтобы встретить тебя, когда ты вернешься домой.Он положил руки ей на плечи и поцеловал ее в лоб, затем в щеки и только после этого коснулся ее губ.В этот момент он верил, что Джованни Сфорца, которого он видел в своих мечтах, существует в реальности.
Джованни Сфорца не мог поверить своему счастью. Он начал мучить себя и Лукрецию. Он постоянно отыскивал новые украшается среда драгоценностей жены.— Откуда у тебя эта вещица? — интересовался он.— Подарил отец, — неизменно слышал он в ответ. Или:— Это я получила от своего брата.После чего Джованни швырял украшение в шкатулку и убегал из комнаты или смотрел на нее сердитым взглядом.— Поведение при папском дворе возмущает весь мир! — заявлял он. — Оно стало еще хуже с приездом девиц из Неаполя.Поведение мужа делало Лукрецию несчастной. Она думала о Санчии и Чезаре, об их отношениях, о восторге Гоффредо по поводу того, что его жена так нравится его брату, о развлечениях Александра и о собственной ревности.«Мы действительно странная семья», — думала она.Она часто смотрела на море, в глазах ее таилась надежда, надежда на то, что она приспособится к жизни в соответствии с требованиями людей вроде Савонаролы, что она станет тихо жить вместе со своим мужем в их горной крепости, возьмет себя в руки и подавит в себе желание вернуться к своей неспокойной семье.Но поскольку Джованни не мог предложить ей помощи и она только слышала от него упреки, Лукреция решила быть терпеливой. Она спокойно слушала его яростные слова и только пыталась убедить его в своей невиновности. Случалось, что он бросался к ее ногам и говорил, что в душе она добрая и хорошая и что он — последняя скотина, посмев придираться к ней. Он не мог объяснить ей, что он всегда смотрел на себя как на жалкое создание, всеми презираемое, и что поведение ее семьи и слухи о нем делали его еще — несчастнее, еще уязвимее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99