Она отвечала оскорблением за оскорбление.— Ублюдок! Скотина! Кардинал! — насмехалась она.Она лежала на полу, тяжело дыша, глаза ее сверкали, одежда порвалась, мысли были заняты поиском новых оскорблений, которые можно было бы бросить ему в лицо.— Весь Рим знает, как ты ревнуешь к своему брату. Ты, кардинал! Я ненавижу тебя вместе с твоими одеждами и любовницами… Я ненавижу ваше святейшество. Я ненавижу тебя, кардинал Борджиа. он бросился на нее; она отбивалась; он сыпал проклятьями; через некоторое время оба замолчали.Потом она засмеялась, поднявшись с пола и взглянув на свое отражение в блестящем металле зеркала.— Мы похожи на двух нищих, — заметила она. — Как я скрою эти царапины, синяки, которыми ты меня украсил, скотина? Ну, я тебя тоже неплохо отделала. Но не стоит жалеть. Я начинаю думать, что пол не хуже кровати.Он с ненавистью смотрел на нее. Ей нравилась его ненависть. Она возбуждала сильнее, чем нежность.— Теперь, вероятно, — сказал он, — ты будешь более осмотрительной, когда встретишь моего брата.— Это почему?— Потому что ты убедилась, что я человек с характером и не лишен темперамента.— Я в восторге от твоего темперамента, Чезаре. И не проси меня отказаться от удовольствия подстегнуть его.— Ты хочешь сказать, что не собираешься отказываться от моего брата?Она сделала вид, будто раздумывает.— Мы получаем друг от друга такое наслаждение, — произнесла она почти печально, стремясь вызвать у него новый приступ гнева.Но он хранил спокойствие.— Если ты предпочитаешь того, над кем смеется вся Италия, что ж, продолжай с ним развлекаться.И вышел из комнаты, оставив ее возбужденной, но несколько разочарованной. ***Папа с тревогой наблюдал за все растущей враждой братьев.Маленький Гоффредо ничего не понимал. Он так радовался, что обоим его братьям нравилась его жена; но когда он узнал, что восхищение его женой стало причиной их раздоров, подобных которым раньше не было, то начал беспокоиться.Джованни редко покидал апартаменты Санчии. Он любил кататься с ней верхом по улицам города. Он старался распускать слухи о своих отношениях с женой Гоффредо и очень хотел, чтобы они достигли ушей Чезаре.Потом неожиданно, казалось, Чезаре потерял всякий интерес к Санчии.Его отец послал за ним, чтобы вместе обсудить какое-то важное дело; Александр начинал понимать, что предпочитает решать политические вопросы с Чезаре, а не с обожаемым Джованни.— Дорогой мой, — сказал папа, обнимая и целуя Чезаре, — я хочу обсудить с тобой довольно важный вопрос.Александр с восторгом увидел, как хмурое лицо сына прояснилось, едва он услышал его слова.— Я хочу, — продолжал Александр, — поговорить о муже Лукреции, о Сфорца.Губы Чезаре скривились, выражая презрение.— Твое мнение полностью совпадает с моим, — заметил папа.— Я не могу без горечи думать о том, что моя сестра вынуждена проводить дни в далеком городке, вдалеке от нас… А ваше святейшество посылали ему приказы, которым он не подчинялся. Хотел бы я избавить Лукрецию от этого недоумка.— Именно для того, чтобы обсудить такую возможность, я и послал за тобой, Чезаре. Но это должно остаться строго между нами.— Между нами двумя? — переспросил Чезаре.— Между нами двумя.— А Джованни?— Нет, Чезаре, нет. Я не стал бы доверять это Джованни. Он легкомыслен и не настолько рассудителен, как ты, Чезаре. Я хочу, чтобы это дело не получило огласки, именно поэтому я решил довериться тебе.— Благодарю вас, ваше святейшество.— Сын мой, я решил избавить свою дочь от этого человека.— Каким образом?— Существует развод, но разводы не одобряет церковь; как глава церкви я должен отрицательно относится к ним, если только уж речь пойдет о каком-то исключительном случае.— Ваше святейшество, вы предпочли бы другой способ?Александр кивнул.— Это невозможно, — сказал Чезаре. Глаза его сверкали. Он размышлял. Было печально узнать, что должен умереть Вирджинио Орсини, но совсем другое дело Джованни Сфорца, о нем он не станет печалиться.— Первая наша задача — вернуть его в Рим, — сказал папа.— Давайте сделаем это.— Легче сказать, чем сделать, сын. Провинциальный господин питает некоторое недоверие к нам.— Бедняжка Лукреция, как она, должно быть, страдает!— Не уверен. Ее письма становятся более сдержанными. Иногда я чувствую, что хозяин Пезаро уводит нашу Лукрецию от нас, что она становится больше его женой, чем нашей дочерью и сестрой.— Мы должны помешать ему. Он лишит ее всякого очарования. Превратит ее в безжизненную куклу, она станет скучной, как он сам. Надо вернуть ее домой.Папа кивнул, соглашаясь.— А вместе с ней и Сфорца. Когда же они приедут… — Папа замялся, и Чезаре подсказал ему:— Когда они приедут?— Мы обезоружим его нашей дружбой. Это будет наш первый шаг. Мы не считаем его чужим. Он супруг нашей дорогой Лукреции, и мы любим его.— Трудная это будет задача, — мрачно проговорил Чезаре.— Нет, если мы будем помнить, какая у нас впереди цель.— Когда мы сумеем завоевать его доверие, устроим пиршество, — размышлял Чезаре. — Он умрет не сразу. Он будет умирать медленно.— Подходящий яд всегда найдется.— С величайшим удовольствием сделаю все для успеха задуманного.
Таким образом, в Рим вернулась Лукреция, а с ней и ее муж. Ехал он с неохотой и без конца ворчал во время путешествия.— Что теперь задумала твоя семейка? Почему они вдруг стали проявлять ко мне дружеские чувства? Я не верю им.— О Джованни, ты слишком подозрителен. Просто потому, что они беспокоятся обо мне, потому что они счастливы видеть меня счастливой женой. Вот они и предлагают тебе свою дружбу.— Предупреждаю тебя, я буду проявлять осторожность, — заявил Джованни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99