Голубые глаза Гримма горели ослепительным светом, и она могла бы поклясться, что весь он стал больше, шире и опаснее. Она определенно добилась реакции, к которой стремилась, и даже больше!— Я знаю, что мне не удалось уберечь тебя! — взревел он. — Знаю, что причинил тебе боль! Ты думаешь, мне легко жить, зная это?Стол между ними затрещал и вздрогнул в попытке устоять, но опасно накренился. Затем с протяжным скрипом он просел, и столешница с грохотом рухнула на пол.Джиллиан заморгала, обозревая обломки и все, что осталось от их трапезы. Не желая больше провоцировать его, она встала, ошарашенная силой его реакции. Он знал, что причинил ей боль? И она настолько небезразлична ему, что он мог так разозлиться всего лишь от воспоминания?— Тогда почему ты вернулся? — прошептала она. — Ты мог бы ослушаться моего отца.— Я должен был убедиться, что с тобой все в порядке, Джиллиан, — донесся до нее его шепот.— Со мной все в порядке, Гримм, — произнесла она, тщательно выговаривая слова. — Это означает, что теперь ты можешь уйти, — вопреки тому, что чувствовала, добавила она.Ее слова не вызвали в нем никакой реакции.Как мог человек стоять так неподвижно, словно превращенный в камень чьим-то злым проклятьем? Незаметно было даже, как вздымается его грудь. Даже дующий из высокого окна ветерок не ерошил его волосы. Ничто не может тронуть этого человека!Бог свидетель, ей это никогда не удавалось. Неужели она этого до сих пор не поняла? Она никогда не могла добраться до настоящего Гримма, того, какого узнала в то первое лето. Почему она так упорно верила, что что-то могло измениться? Потому что стала взрослой женщиной?Потому, что у нее налились груди и заблестели волосы, и она подумала, что могла бы сыграть на мужской слабости к женскому полу? И, если он так чертовски безразличен к ней, почему она вообще хочет его?Но Джиллиан знала ответ, даже если и не понимала причин. Когда она была маленькой девочкой и запрокидывала головку, чтобы увидеть лицо необузданного мальчишки, возвышавшегося над ней, ее сердце открывалось ему навстречу. В детской груди таилось какое-то древнее знание, и, в каких бы отвратительных вещах ни обвиняли Гримма, она чувствовала, что может доверить ему свою жизнь. Знала, что он должен принадлежать ей.— Почему бы тебе просто не посодействовать мне?Эти слова из ее уст вырвала досада. Ей самой не верилось, что она произнесла их вслух, но, как только они вылетели, отступать было некуда.— Что?— Посодействовать, — повторила она. — Это означает, согласиться. Оказать услугу.Гримм удивленно уставился на нее.— Я не могу услужить тебе своим уходом. Твой отец…— Я не прошу тебя уходить, — тихо сказала она.Джиллиан понятия не имела, откуда в этот момент у нее взялось мужество; она знала лишь, что устала хотеть и устала быть отвергаемой. Она горделиво встала, двигаясь так, как того требовало ее тело всякий раз, когда рядом был Гримм: соблазнительно, напряженно, живее, чем в любое другое время. Язык ее тела, должно быть, выдал ее намерения, потому что Гримм окаменел.— Какого содействия ты от меня хочешь, Джиллиан? — спросил он вялым, мертвым голосом.Джиллиан пошла к нему, осторожно пробираясь между разбитыми блюдами и разбросанной едой. Медленно, словно к дикому зверю, она протянула руку, ладонью вперед, к его груди. Гримм внимательно посмотрел на ее руку со смесью восхищения и неверия, когда она положила ее ему на грудь, на сердце. Джиллиан ощутила сквозь льняную рубашку жар, почувствовала, как его тело вздрогнуло, почувствовала, как сильно бьется сердце под ладонью. И подняла голову, глядя ему прямо в глаза.— Если ты хочешь посодействовать, — сказала она, проведя языком по губам, — поцелуй меня.Он смотрел на нее диким взглядом, но в его глазах Джиллиан заметила жар, который он силился спрятать.— Поцелуй меня, — шепнула она, глядя ему прямо в глаза. — Поцелуй меня, и тогда попытайся сказать мне, что ты не почувствовал того, что чувствую я.— Прекрати, — пятясь, хрипло сказал он.— Поцелуй меня, Гримм! И не затем, чтобы сделать мне «одолжение»! Поцелуй меня, потому что ты этого хочешь! Однажды ты мне сказал, что не поцелуешь меня потому, что я ребенок. Так вот, я больше не ребенок, а взрослая женщина. Другие мужчины хотят меня целовать. Так почему же этого не хочешь ты?— Это не так, Джиллиан.В досаде он поднес обе руки к волосам, глубоко погрузил в них пальцы, затем сорвал кожаный ремень и швырнул на камни.— Тогда в чем дело? Почему Куин и Рэмси, как и любой другой мужчина, которого я встречала в своей жизни, хотят меня, а ты нет? Я что, должна выбрать одного из них? Это Куина мне следует просить поцеловать меня? Положить в кровать? Стать с ним женщиной?Гримм зарычал, и из его гортани донесся низкий предостерегающий рокот:— Прекрати, Джиллиан!Но она запрокинула голову в безрассудном жесте искушения и демонстративного неповиновения.— Поцелуй меня, Гримм, пожалуйста. Всего раз, как если бы тебе этого хотелось.Он прыгнул с такой грацией и скоростью, что она и опомниться не успела. Его руки погрузились ей в волосы, сжав голову ладонями и заставив выгнуться дугой шею, а губы закрыли рот. И у нее перехватило дух.Его губы пожирали ее с прорвавшимся голодом, но на своих сминаемых и раздавливаемых губах она ощутила привкус злости — ей непонятной. Как мог он сердиться на нее, когда было так очевидно, как отчаянно хотел он этого поцелуя? В этом она была сейчас абсолютно уверена. В тот момент, когда его губы коснулись ее губ, навсегда исчезли все прежде терзавшие ее сомнения. Она чувствовала, как у него в душе желание ведет яростный бой с волей. «И проигрывает», — решила она самодовольно, когда его хватка ослабла настолько, что он смог наклонить ее голову, позволяя языку глубже проникнуть в ее рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101