— Сынок!
Дэнни замер. Из тени вышел Дадли Смит:
— Чудесная ночка, верно?
Светская беседа с убийцей. Дэнни сказал:
— Ты убил Хосе Диаса. Вы с Брюнингом убили Чарлза Хартшорна. И я это докажу.
Дадли Смит улыбнулся:
— Насчет твоих умственных способностей, сынок, у меня не было сомнений. Вот в храбрости твоей я уверен не был. Но насчет ума не сомневался никогда. Но должен признать, я недооценил твою настойчивость. Я ведь всего лишь человек.
— А по-моему, нет.
— Человек, как все смертные — кожа и кости, эрос и тлен. Все как у тебя, сынок. Не стоило искать ответы в сточных канавах, глядишь, все могло бы повернуться по-другому.
— Тебе — конец.
— Нет, сынок, конец тебе. Я разговаривал с моим старым другом Феликсом Гордином, и он ярко обрисовал мне твою натуру. Знаешь, у него зоркость не чета моей, и видит в человеке слабость, как никто другой. Он все о тебе знает, а когда ты завтра пройдешь проверку на детекторе лжи, об этом узнают все.
— Нет, — сказал Дэнни.
— Да, — сказал Дадли, поцеловал его в губы и пошел, насвистывая любовную песенку.
Машину не обманешь.
Препараты не дадут солгать.
Дэнни взял такси и поехал домой. Он открыл дверь и направился прямо к своим папкам. Чтобы доказать, что все — правда, надо собрать воедино все факты, тогда в 11:59 он припрет к стене Дадли, Брю-нинга и ЕГО. Как в кино, отсрочка за минуту до приведения в исполнение смертного приговора. Дэнни зажег в холле свет, открыл дверь в кладовку. Коробок с его бумагами на месте не было, ковролин, которым он их прикрывал, аккуратно сложен на полу.
Дэнни сорвал ковер в холле, выбросил все из шкафа в спальне, переворошил постель и вытряхнул аптечку в ванной. Перевернул всю мебель в гостиной, заглянул под диванные подушки, перетряхнул кухонные шкафы и ящики, усыпав весь пол столовыми приборами и битыми тарелками. Увидел возле приемника початую бутылку виски, откупорил ее, но горло перехватил спазм, и он отшвырнул бутылку, сорвав с окна жалюзи. Подошел к окну и увидел внизу под фонарем Дадли Смита.
И он знает. Он знает. А завтра знать будут все.
Шантаж.
Его имя будет связываться с извращенным сексом.
Он нем станут судачить в «Шато Мармон».
Машину не обманешь.
Препараты не дадут солгать.
Перья полиграфа будут делать скачки всякий раз, когда прозвучит вопрос, почему его так увлекало изнурительное выслеживание гомосексуалистов.
Отсрочки исполнения казни не будет.
Дэнни вытащил свой револьвер и сунул его в рот. Вкус ружейного масла вызвал тошноту, и он представил, как будут ржать нашедшие его копы, отпуская шутки, почему он сделал именно так. Он положил револьвер и пошел на кухню.
Оружия там сколько хочешь.
Дэнни выбрал зазубренный нож для разделки мяса. Взвесил в руке, проверил его остроту и нашел ее подходящей. Попрощался с Малом, Джеком и доком. Извинился за машины, которые он угонял, повинился перед парнями, которых избивал, потому что они просто попадались под руку, когда ему хотелось кого-то ударить. Подумал о своем убийце, который убивал, потому что его сделали таким; поднял нож и простил его. Приставил лезвие к горлу и одним рывком полоснул себя от уха до уха.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
РОСОМАХА
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Всего неделя прошла с того дня, как полицейские округа зарыли тело парня в землю, а Базз приходит на его могилу уже в четвертый раз. Место отвели на дешевом участке Восточного кладбища Лос-Анджелеса. Простой надгробный камень:
Дэниел Томас Апшо 1922-1950
Никакого — «Любимому… от любящих…».
Никакого — «Дорогому сыну от скорбящих…».
Никакого креста на камне, нет даже обычного «Мир праху твоему». Ничего, что бы привлекло внимание прохожего, вроде «Убил полицейского» или «Без пяти минут начальник отдела прокуратуры». Из коротенькой заметки в газетах о внезапной смерти парня тоже ничего не узнаешь: то ли стул под ним подвернулся, то ли упал лицом на подставку для кухонных ножей.
Козел отпущения.
Базз наклонился и выдернул пробившийся сорняк, почувствовав, как надавила ему в бок рукоятка револьвера, из которого он убил Найлза. Он выпрямился и пнул надгробную плиту. Подумал, что совсем неплохо выглядела бы надпись: «Счастливчик», «Богач» или «Везет дуракам» с эпитафией последним дням жизни помощника шерифа Дэнни Апшо, какие с мельчайшими подробностями вырубаются на камне-небоскребе какого-нибудь черножопого сутенера, поклонника вуду. Неспроста помшерифа Дэнни Апшо очаровал его, натыкав магических булавок в подушечку-куклу по имени толстячок Микс Базз.
О трагедии рассказал позвонивший ему Мал. Дождь вымыл тело Найлза. Городские заподозрили и схватили Дэнни, учинили ему допрос с пристрастием и отпустили, приказав явиться на следующий день для проверки на детекторе лжи с уколом пентотала натрия. Когда парень не явился, «быки» вломились в его квартиру и нашли его мертвым на полу гостиной с перерезанным горлом, а в доме все было перевернуто вверх дном. Потрясенный Норт Лейман делал вскрытие. У него сама рука просилась написать 187 — убийство; но никак не выходило: отпечатки пальцев на ноже и угол рассечения говорили о том, что смерть «аутогенная». Дело закрыли. Рану док назвал «поразительной» — никаких признаков колебаний: Дэнни Апшо решил уйти из жизни враз и бесповоротно.
Управление шерифа мигом организовало место на кладбище. Хоронили вчетвером: Лейман, Мал, окружной коп Джек Шортелл и он. Расследование убийств гомосексуалистов сразу прикрыли. Шортелл взял отпуск и уехал в глушь Монтаны. Городская полиция сдала дело Найлза в архив: самоубийство Апшо сделало ненужным поиск виновных и отправку кого-то в газовую камеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161