Она говорила, что это ее расплата за то, что ее не вызывали на допрос в Комиссию Конгресса!
Вот это улов!
Мал спрашивает нарочито-равнодушно, как это делает Дадли:
— Кого конкретно она соблазняла?
Айслер безотчетно вынимает из коробки и рвет бумажные салфетки.
— Не знаю, не знаю, честное слово, не знаю.
— Многих, пару-тройку, сколько всего?
— Не знаю я. Думаю, только некоторых влиятельных актеров и техников, которые могли бы помочь ее союзу.
— Кто еще помогал вербовать в союз? Майнир? Лофтис?
— Рейнольде тогда был в Европе, насчет Чаза — не знаю.
— Что обсуждалось на первых собраниях УАЕС? Разрабатывали там что-нибудь вроде устава или политической платформы?
Коробка из-под бумажных салфеток превратилась в груду рваного картона; Айслер смахнул ее с колен:
— Я никогда не присутствовал на их собраниях.
— Нам это известно, но нам нужно знать, кто помимо руководства там присутствовал и что там обсуждали.
— Не знаю я этого!
Мал зашел с другой стороны:
— Айслер, вы все еще увлечены Клэр? Выгораживаете ее? А вы знаете, что она выходит замуж за Лоф-тиса? Вам это все равно?
Айслер откинул голову назад и рассмеялся.
— Наша связь была короткой, а красавчик Лофтис, мне кажется, предпочитает молоденьких мальчиков.
— Чаз Майнир не молоденький мальчик.
— У них с Рейнольдсом это ненадолго.
— Чудесные у вас друзья, товарищ.
Смех Айслера стал глуше, гортаннее — так смеются немцы.
— Их я предпочитаю вам, оберштурмбанфюрер. Мал, взглянув на Дадли, сдержался. Тот подал ему знак: надо закругляться.
— Из уважения к вашему решению сотрудничать с нами мы оставим без внимания ваше последнее замечание. Можете считать наш разговор вашим первым интервью. Мы с коллегой просмотрим ваши ответы, сверим их с имеющимися у нас материалами и пришлем вам длинный список вопросов, детализирующих вашу деятельность в коммунистическом движении и деятельность членов УАЕС, о которых мы говорили. Вам их доставит судебный исполнитель городского суда, а стенографист запишет ваши показания под присягой. После этого интервью, если вы ответите еще на ряд наших вопросов и позволите воспользоваться вашим дневником, вы получаете статус дружественного свидетеля и полный иммунитет от судебного преследования.
Айслер встал, шатаясь подошел к столу и отпер нижний ящик. Порылся в нем и вынул толстую тетрадь в кожаном переплете, вернулся с ней и положил на столик.
— Задавайте ваши вопросы и уходите.
Дадли сделал предостерегающий жест: спокойно.
— У нас сегодня еще одно интервью, — сказал Мал. — Надеюсь, вы и тут нам поможете.
Айслер забормотал заикаясь:
— Ч-что? С к-кем?
Дадли, шепотом:
— С Леонардом Хайменом Рольффом. Айслер выдавил из себя одно слово: «Нет!» Дадли посмотрел на Мала, тот положил левую руку на правый кулак: не бить.
— Да, — сказал Дадли, — и мы не потерпим никаких возражений, никакого спора. Давай-ка подумай и расскажи нам о каком-нибудь позорном и постыдном факте из биографии твоего друга Ленни, но чтобы об этом знали и другие. Тогда вина за разглашение этого факта ляжет на них. Информацию нам даешь ты, так что давай что-нибудь такое, что развяжет ему язык и избавит тебя от моего повторного визита, уже без моего коллеги, присутствие которого сильно меня сдерживает.
Натан Айслер побелел как мел. Он сидел окаменев, у него уже не было ни слез, ни удивления, ни возмущения. Мал подумал, что он кого-то ему напоминает, и, приглядевшись, вспомнил: так смотрели евреи в Бухенвальде, которые избежали газовой камеры только для того, чтобы очень скоро сойти в могилу от полного истощения. Воспоминание заставило его подняться и оглядеть книжные полки. Только научная литература. Он рассматривал ряд книг по марксистской политэкономии, когда снова послышался шепот Дадли:
— Думай о последствиях, товарищ. Твои щенки-полукровки пойдут в лагерь беженцев. Мистеру Рольффу тоже будет предоставлена возможность стать дружественным свидетелем, если же он заупрямится, ты окажешь ему услугу, сообщив нам сведения, которые убедят его дать нам информацию. Подумай о Мичико, которая будет вынуждена вернуться на родину, и обо всех соблазнительных предложениях, которые там ее ждут. Мал пытался обернуться, но не смог; он задержал взгляд на корешках томов «Капитал. Комментарии», «Теория Маркса о производстве и эксплуатации» и «Говорит пролетариат».
За спиной наступила тишина, только постукивание тяжелых пальцев по столику. Потом монотонный голос Натана Айслера:
— Молоденькие девочки. Проститутки. Ленни боится, жена узнает, что он к ним ходит.
— Маловато, — вздохнул Дадли. — Давай еще.
— Собирает порнографические открытки таких…
— Это мелочи, товарищ.
— Недоплачивает подоходный налог. Дадли громко расхохотался:
— То же делаю я, мой друг Малкольм, и так же поступал бы Спаситель Иисус Христос, вернись он на землю и поселись в Америке. Ты знаешь больше, чем говоришь, так что исправляй ситуацию, пока я не потерял терпение и не лишил тебя статуса дружественного свидетеля.
Мал слышал, как во дворе смеются детишки, маленькая девочка что-то лопотала по-японски.
— Говорите же, черт вас побери.
Айслер кашлянул, шумно вздохнул, снова кашлянул.
— Ленни не согласится стать информатором так же легко, как я. Ему нечего терять.
Мал глянул назад, увидел голову мертвеца и отвернулся снова; Дадли похрустывал костяшками пальцев. Айслер заговорил:
— Потом я буду думать, что сделал это во спасение Ленни, но всегда буду знать, что это обман. Он еще раз тяжко вздохнул и торопливо начал свой донос:
— В 48-м я ездил с Ленни и его женой Джудит в Европу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161