Казалось, прошло всего мгновение — и вот на борту у нас оказался эмиссар. Никем иным он и не мог быть, это я понимал.— Я имею приказ обыскать ваше судно, — сказал он. Это был приятной наружности молодой человек, и Абигейл явно произвела на него впечатление. — Надеюсь, я не причиню больших неудобств, но я должен схватить человека по имени Барнабас Сэкетт, если он на борту.— Я на борту, лейтенант, — спокойно проговорил я, — так что в обыске нет нужды.— Я должен произвести обыск, — сказал он. — Сообщено, что на борту находится сокровище.Он оказался добросовестным, надо отдать ему должное, и устроил нам такой обыск, какому подвергались немногие корабли, но королевского сокровища не нашел.В конце концов я оказался у трапа.— Эбби, — сказал я, — Эбби, я…— Иди, — отвечала она, — но приезжай в Америку, когда сможешь. Я буду ждать.Они стояли вокруг — Брайан Темпани, Джереми, Том Уоткинс, Пим, Джублейн, Саким и остальные.Я обвел глазами их лица, поблагодарил всех, а потом перелез через фальшборт и спустился в шлюпку.С палубы королевского корабля я смотрел, как они уплывают; паруса на моем судне забирали ветер хорошо.— Славное суденышко, — сказал лейтенант, стоявший рядом.— Самое лучшее, — отозвался я; печаль сжимала мне горло. — И народ отличный, верные люди и сильные.— Пошли! — он взял меня за руку. — Вы должны спуститься вниз. Я сожалею об этой необходимости, но вас приказано держать в кандалах и так передать чиновникам королевы.— Подождите, — взмолился я, — дайте хоть посмотреть, пока они не скроются из виду!Он отпустил мою руку и отошел. И я стоял там один, на палубе корабля, увозящего меня в тюрьму, и смотрел, как все, что мне дорого, уплывает в туманную даль продутого ветром моря.Вскоре нельзя было разглядеть даже топа мачты, только серая линия лежала там, где встречались море и небо, и сердце мое заполнила великая пустота.Тогда меня отвели вниз и заклепали кандалы у меня на запястьях и лодыжках. Цепь прикрепили к шпангоуту — и оставили меня там.Меня кормили понемногу. Давали воды. И никто ко мне не приходил. Глава седьмая Много разговоров слышал я о Ньюгейтской тюрьме, но они ничуть не подготовили меня к тому, чем она была на самом деле. Для свободного человека, проведшего свою жизнь в болотном краю, привыкшего дышать свежим воздухом и идти, куда хочет и когда захочет, страшно и жутко быть заключенным, и еще хуже — быть заключенным среди грязи и грязных людей.Но в камеру я попал лишь после того, как меня вновь заковали в железо, с толчками, пинками и руганью. Потом меня окружили заключенные, требуя угощения, и я им что-то дал из денег, которые у меня были припрятаны.Один задержался дольше других. Это был мерзавец с наглой рожей, вор, как он сам объявил, и временами — разбойник с большой дороги.— Ты можешь избавиться от кандалов, — сказал он, — если подкинешь что-нибудь тюремщику, а если еще подкинешь, сможешь жить неплохо, только не дай им подумать, что у тебя кончаются денежки, потому что тогда тебя закинут в самую поганую дыру, какая тут есть, и оставят там гнить заживо. В этих тварях нет ни капли человеческих чувств. Много людей тут умерло.Его звали Хайатт. Я обнаружил, что он мне нравится. Мне страшно нужен был человек, знающий, что к чему в Ньюгейте.— Кроппи — вот кого тебе надо повидать, — посоветовал он и подмигнул многозначительно. — Генри Кроппи — вот кто тебе нужен, приятель: кровавая скотина, зверюга, готовый тебя убить голыми руками.— У меня тоже есть пара рук, — заметил я.— Ну да, только в его лапах есть какая-то дьявольская сила, и он наслаждается, когда может наложить их на какого-нибудь бедолагу. Ежели он убьет тебя, так ничего не потеряет, а если ты его убьешь — ждет тебя Тайберн или Пристань Казней.Какой-то нечистый огонек осветил его лицо.— Говорят, ты знаешь, где находится сокровище… золото, быть может, и драгоценные камни. Это что, правда?По нынешним временам человек, ничего не имеющий, никому и не нужен, но если есть шанс поживиться, даже лучшие из людей могут иногда заколебаться, так что я лишь пожал плечами.— Да пускай думают, что хотят, — сказал я. — А сам я ничего не признаю и ничего не отрицаю.Когда монетка-другая попала в нужную руку, с меня сняли оковы, перевели в обиталище получше и, как выяснилось, я получил возможность выбирать пищу. Однако у меня и мысли не было задерживаться здесь надолго.Вот-вот начнутся допросы.— Оно вот так примерно будет, — говорил Хайатт. — Сперва они станут говорить ласково, попытаются добыть, что им нужно, без особых усилий, но если не добудут, пустят в ход силу.Неделю я ходил по тюрьме — нос сводило от мерзкой вони, но я старался разглядеть все, что тут делается, и всех, кто тут есть, ибо помощь может прийти с самой неожиданной стороны, а я был не в том положении, чтобы отталкивать руку помощи, как ни груба она.Мужчины и женщины были здесь перемешаны вместе, кругом бегали какие-то дети, все в самом грязном тряпье, с выпачканными руками и лицами, и самые отвратительные преступники содержались здесь вместе с несостоятельными должниками и теми, кого бросили в кутузку за ересь, что было несложным делом, если кто слишком вольно высказывался о Королеве или Церкви.Однажды меня привели в отдельную комнату, где сидели два человека. Один — тонкий, с туго стянутыми жестокими губами и в мелко завитом парике. Он разглядывал меня с отчужденным, далеким видом.Второй был весь квадратный, солидный, вроде бы армейский чин, если я правильно угадал, а может — капитан военного корабля.— Вы — Барнабас Сэкетт? — спросил этот.— Я Сэкетт, и верный йомен Англии, — добавил я. — И еще восхищенный поклонник Ее Величества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100