Прутья были заделаны в камень, но я с удовлетворением отметил, что с наружной стороны камень изрядно выветрился от непогоды. Выглянув наружу, я обнаружил под окном стену. Если я смогу спуститься на нее…Меня предупредили приближающиеся шаги. Я соскочил на пол и убрал на место ведро. К шагам прибавился лязг железа, дверь открылась — но я к этому времени уже сидел на койке.Появился тюремщик, вслед за ним Фегани — он помогал нести кандалы.Тюремщик улыбался во весь рот. Зубы у него были поломанные и желтые.— Ну, паренек, вот ты и получаешь снова браслетики. Завтра.— Но я ведь заплатил!— Ну да, точно, заплатил, но есть тут голос погромче моего, и он говорит, что ты отправляешься обратно — а значит в железе.— Ты уж прости, — сказал Фегани, — но это не тюремщик решает. Ты его запомни. Позже он может их снова снять, если у тебя найдется малость чего нужно.— Хватит, хватит! — заворчал тюремщик. — Не так громко!Фегани хлопнул меня по плечу, и что-то холодное прикоснулось к моей шее под воротником.— Ладно! Не тревожься пока что!Когда они ушли, я сунул руку за шиворот. Там был тонкий кусок металла. Кэйт, которая отпирает замки.Времени терять нельзя. Меня ждет темница и новые допросы. А за ними — пытки, которые кончатся только с моей смертью.Так что если хочу что-то сделать, то делать это надо нынче ночью.Мне слышны были вой и крики, которые доносились из камер-одиночек и больших помещений внизу, где заключенных держали вместе.Я снова проверил прутья на окне. Дождь и ветер хорошо поработали над наружной стеной, и некоторые прутья болтались в гнездах.Меня охватила искренняя благодарность судьбе. Сжав отмычку в руке, я принялся скрести и отламывать кусочки камня, расширяя раскрошившееся гнездо.Потом, спрятав отмычку, взялся обеими руками за прутья и напрягся, выдавливая их наружу. Прутья немого подались, затем уперлись. Я снова взялся за работу, но шаги в коридоре прервали ее. Я уселся на скамью, уперев локти в колени, спиной к двери. Шаги на миг остановились за дверью, пока тюремщик заглядывал в волчок, потом удалились.И снова я вернулся к решетке. Мне бы только вытащить два, самое большое — три вертикальных стержня и один горизонтальный, и тогда я смогу пролезть… Я работал, старательно расковыривая камень. Потом попробовал один из стержней. Сила меня не подвела — стержень подался. Я нажал еще сильнее — и нижний конец выскочил наружу.Очень осторожно я вытащил из гнезда верхний конец и бесшумно положил стержень на пол. Но второй оказался упрямее. Снова и снова я то скреб камень, то напрягался изо всех сил. В конце концов мне удалось разбить нижнее гнездо — и второй стержень лег рядом со своим соседом на пол — между мной и дверью.Горизонтальный прут был заделан не так глубоко, да и каменные крошки сыпались при каждом движении острой отмычки. Стена была старая и легко крошилась. Но все равно к этому времени я уже весь взмок от пота, а костяшки пальцев были ободраны и сбиты. Когда мне наконец удалось вытащить третий прут, ночь уже перевалила за половину и тюрьма стихла.Я осторожно придвинул тяжелую скамью под окно. Пожертвовал своим плащом — прикрыл им уложенные на койку кандалы и свернул, стараясь придать форму лежащего человека. Я уже поставил ногу на скамейку, когда вдруг в замке заскрежетал ключ и дверь у меня за спиной распахнулась.— Ага! — Это был Генри Кроппи. — Попался!Он прыгнул, собираясь схватить меня сзади, но наступил на железные прутки, а те покатились под ним. Ноги тюремщика взметнулись выше головы, и он упал.Правда, тут же поднялся и кинулся на меня, но я уже успел повернуться и ударил его.Кулак у меня твердый. Я угодил ему прямо в нос и почувствовал, как хрустнула кость. Он чуть не упал снова, но тут же рванулся вверх, вытянувшись, чтобы схватить меня.Я поймал его за руку, резко завернул ему за спину и задрал вверх старым приемом, который борцы называют «хамерлок». Он заорал, я резко ударил его об пол и оглушил.Но особой выгоды мне это не дало. Конечно, дверь открыта, можно кинуться в коридор — но так я доберусь лишь до очередной тяжелой двери и очередных охранников. Нет, только в окно…Вскочив на скамью, я протиснулся между прутьями решетки и подтащил вверх ноги — а позади слышались стоны, кашель, плевки и лязг цепей.Я глянул вниз — сердце оборвалось. Стена, на которую я возлагал все свои надежды, находилась не меньше чем в двадцати футах внизу, а в ширину имела едва пару футов. Можно спрыгнуть и попасть на нее, но куда больше шансов, что я с нее соскользну. Я на миг заколебался. Соскользну — значит, упаду не меньше чем с тридцати футов… Я поднял глаза кверху.Свес крыши находился в каких-нибудь четырех футах над верхней кромкой моего окна. Вцепившись в решетку, я вывернулся спиной наружу, к ночной темноте, и, перехватываясь руками, стал на внешний подоконник. А потом, придерживаясь одной рукой, второй потянулся кверху. Отпустил стержень, рванулся — и вцепился в край крыши. Очень осторожно подтянулся кверху, переполз через край и, тяжело переводя дыхание, застыл на свинцовых полосах кровли.С меня лил пот. Я вытер руки об одежду и кое-как пополз по крыше. Она была мокрая, страшно скользкая, если я начну сползать, то надежд у меня никаких — кроме верной смерти на камнях в добрых шестидесяти футах внизу.Передвигаясь ползком, я добрался до дальнего конца здания. А там, прямо подо мной, оказалась еще одна свинцовая крыша — всего на шесть футов ниже. Я перевалился через край и пробежал вдоль конька той, нижней крыши не меньше пятидесяти футов. Там нашлось маленькое чердачное окошко, я торопливо ощупал его. Старая деревянная рама давно сгнила, я сумел выдавить ее — и оказался в каком-то пустом помещении, пропитанном затхлым духом давно застоявшегося воздуха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100