А по части достоверности у него имелся десяток толстых тетрадей с описанием самых разных шаманских действий. Антон прошел за Кешей и обнаружил за эстрадой еще двоих студентов и старенького гримера Михайловского театра, который иногда приходил стричь студентов. Шаманское действо было поставлено действительно со знанием дела. Два Кешиных товарища усердно били в бубны. Они были наряжены в соответствующие костюмы, отлично загримированы, а сам Соловьев обнаружил такие поразительные актерские способности, что вскоре ушел в какую-то актерскую студию, предварительно сдав шаманское снаряжение в Музей этнографии, а свои научные наблюдения в рукописный отдел.
И когда Антон Кравченко впервые увидел Джона Макленнана в одежде чукотского охотника, с острым ножом в кожаных ножнах на поясе, в торбасах, идущего широкой, слегка пружинящей походкой человека, который знает, что такое кочковатая тундра под ногами или предательский морской лед, – он сразу же вспомнил Кешу Соловьева в шаманском наряде, кружащегося на скрипучей эстраде Румянцевского сада и разрисованного гримером Михайловского театра. Светлые волосы, голубые глаза, красноватая кожа на щеках – все это так резко отличалось от всего, что привык видеть тут Антон, что это невольно рождало в душе какое-то подсознательное сопротивление. Впечатление это усиливалось еще и безукоризненным чукотским языком Макленнана, его специфическим произношением жителя северного побережья Чукотского моря.
Вельбот на малом ходу приближался к берегу.
Уэленцам были хорошо видны ящики, мешки, какие-то тюки и окрашенные в яркую красную краску бочки с бензином.
– Видно, все в порядке, – облегченно сказал Бычков, протягивая Гэмалькоту ставший ненужным бинокль.
Вельбот ткнулся о гальку, и тотчас десятки рук ухватили причальный канат и послышались оживленные приветствия.
Тэгрынкеу грузно спрыгнул на берег и подошел к Кравченко.
– Нам нужно поговорить.
– Обязательно! – весело ответил Кравченко, не сводя глаз с людей, которые уже начали выгружать на берег товары.
– Срочный разговор, – повторил Тэгрынкеу.
Кравченко глянул в его лицо и окликнул Бычкова:
– Пошли!
Джон Макленнан увидел, как, переваливая через намятые прошлогодними волнами галечные гряды, поднимались трое. Он сделал было шаг вслед за ними, но что-то остановило его, и он вернулся к своему вельботу.
Тэгрынкеу, войдя в комнату Совета, кинул шапку на стол и тихо сказал:
– Я оказался самым плохим большевиком.
И рассказал обо всем, что случилось в Номе.
– Я уверен, что это провокация, – жестко сказал Бычков, – Враги революции прибегают к самым грязным методам, чтобы дискредитировать представителей Советской республики.
– Говори чуть-чуть проще, – взмолился Тэгрынкеу, вытирая шапкой выступивший на лбу пот.
– Алексей говорит, что это было нарочно подстроено, – пояснил Кравченко. – Они воспользовались твоей слабостью и подпоили тебя.
– Но все пили одинаково, – оправдывался Тэгрынкеу, – и Поппи, и Сон.
– Может быть, и канадец заодно с ними? – предположил Бычков. – Что-то больно много они привезли. Подозрительно щедры оказались американцы.
– Нет, – возразил Тэгрынкеу. – Сон все время был за меня и даже громко разговаривал. Требовал, чтобы меня освободили, как председателя Совета.
– Хитрил, – заметил Бычков.
Он попытался представить себе, что случилось в Номе, и ему упрямо приходила мысль о том, что Джон Макленнан был в сговоре с американцами.
– Черт знает, что за человек этот Макленнан! – с раздражением сказал он. – Чувствую, что с ним нам придется повозиться куда больше, чем с неграмотными оленеводами… Выселить его отсюда!
– Это нельзя! – покачал головой Тэгрынкеу. – У него семья, и он женился на Пыльмау согласно очень старинному и уважаемому обычаю…
– В науке этот обычай называется левират, – заметил Кравченко.
– Значит, можно выселить в порядке борьбы со старыми обычаями, – сказал Бычков.
– Но это очень хороший обычай! – взволнованно возразил Тэгрынкеу.
– Пережиток родового строя, – уточнил Кравченко.
– Да, Тэгрынкеу, – сказал Бычков. – Тут мы должны быть непримиримыми. Помнишь, ты учился петь эти слова «Интернационала»:
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим!..
Тэгрынкеу задумчиво посмотрел в окно, увидел идущих рядом Джона Макленнана и Орво.
– А что делать с семьей? Вспомните несчастных детей Роберта Карпентера и его жену. Он послал им подарки, – сказал Тэгрынкеу.
– Разве в подарках дело? – заметил Кравченко. – Ведь может оказаться так, что наши подозрения к Джону Макленнану никакого основания не имеют? Тогда мы зря погубим человека, разрушим семью.
– Твой гуманизм, Антон, вот где у меня, – Бычков показал почему-то на свой затылок.
Его длинное веснушчатое лицо с рыжеватой щетиной вокруг стало жестким, словно заострилось, а в молочно-белых глазах зажегся огонек.
– А все-таки наказать тебя придется, Тэгрынкеу, – сказал он Тэгрынкеу. – От имени нашей партячейки. Выговор, что ли, ему закатим?
Кравченко задумчиво сказал:
– Не меньше, поскольку это случилось на территории иностранного государства.
– Чтобы пить, Тэгрынкеу, говаривал наш старый поп, географию надо знать, – заметил Бычков.
– Что такое поп, я знаю, – ответил Тэгрынкеу, – а вот что такое география – нет.
– Описание Земли, – пояснил Кравченко. – Книги есть такие, где рассказано о всех реках, горах, равнинах, обо всей Земле.
– Интересно…
– Значит, голосуем за выговор члену партии большевиков товарищу Тэгрынкеу за недостойное поведение в Соединенных Американских Штатах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188