Никогда, ни публично, ни в частной беседе
(например, со мной), она открыто не обвиняла советский режим, но вся ее
жизнь была - если отнести к ней слова Герцена о русской литературе -
непрерывным обвинительным актом. Любовь и поклонение, которыми окружено
сегодня ее имя в Советском Союзе как художника и мужественного, несгибаемого
человека, не имеют, на мой взгляд, аналогов. Ее жизнь стала легендой,
молчаливое сопротивление всему недостойному себя и страны (как сказал
Белинский о Герцене) сделали ее величайшим гением не только русской
литературы, но и истории России двадцатого века.
Вернусь к началу своего повествования. Вот краткое содержание моего
отчета британскому Министерству иностранных дел в 1945 году. Я написал, что,
по-видимому, нет другой страны, кроме Советского Союза, где поэзия
публиковалась бы и продавалась в таком колоссальном объеме, и где интерес к
ней был так велик. Не знаю, чем это можно объяснить - врожденной чистотой
вкуса или отсутствием низкопробной литературы. Этот интерес читателей,
несомненно, является огромным стимулом для поэтов и критиков, и такой
аудитории западные писатели и драматурги могут лишь позавидовать. Если
представить себе, что произойдет чудо: политический контроль ослабнет и
искусство обретет свободу, то я убежден, что тогда в обществе - таком жадном
до всего нового, сохранившем дух и жизнеспособность в условиях катастроф и
трагедий, возможно, гибельных для других культур, - в таком обществе
искусство расцвело бы с новой невиданной силой. И все же контраст между этим
страстным интересом к живой и истинной литературе и существованием
признаваемых и почитаемых писателей, чье творчество мертво и неподвижно,
является для меня наиболее удивительным феноменом советской культуры тех
дней. Я написал эти слова в 1945 году, но, по-моему, они верны и сегодня.
Россия пережила за это время несколько обманчивых рассветов, но солнце для
русской интеллигенции так еще и не взошло. При этом страшный деспотизм -
невольно, в какой-то степени - защищал до сих пор искусство от продажности и
способствовал проявлению мужества и героизма. Удивительно, что в России -
при разных режимах, со всеми их немыслимыми крайностями - всегда сохранялось
тонкое, своеобразное чувство смешного. Подтверждение этому можно найти даже
на самых горьких страницах Гоголя и Достоевского. Как отличается это прямое,
непосредственное, свободное остроумие от тщательно разработанных
развлекательных номеров на Западе! Я отмечал далее, что особое чувство юмора
свойственно почти всем русским писателям, и что даже верные прислужники
режима проявляют его в те минуты, когда теряют бдительность и осторожность.
Такая манера держаться и вести беседу особенно привлекательна для
иностранного гостя. Думаю, это верно и на сегодняшний день. Мои встречи и
разговоры с Пастернаком и Ахматовой, мое приобщение к едва поддающимся
описанию условиям их жизни и работы, к их ограниченной свободе и
вынужденному подчинению властям, их доверие ко мне, дружба с ними - все это
в значительной степени повлияло на мои собственные взгляды и мироощущение,
изменило их. Когда я теперь вижу имена этих двух поэтов в печати или слышу
упоминание о них, то живо вспоминаю выражение их лиц, жесты и слова. И
сегодня, читая их произведения, я слышу их голоса.

Примечания


1. Цит. по Мандрыкина Л.А. Ненаписанная книга. Листки из дневника А.А.
Ахматовой // Книги. Архивы. Автографы. М. 1973. стр. 57-76. Цитату см. на
стр.75. Статья Мандрыкиной основывается на материалах из архива А.А.
Ахматовой в государственной публичной библиотеке.
2. Я никогда не вел дневника, и этот рассказ базируется на моих
воспоминаниях. Я знаю, что память, во всяком случае, моя память не является
надежным свидетелем фактов и событий, и особенно разговоров, которые я
иногда пытался приводить дословно. Я могу дать гарантию лишь того, что
передаю все так, как вспоминаю сам. Охотно принимаю любые дополнения и
коррекции. (Прим. И. Берлина)
3. Незадолго до нашей встречи Эйзенштейн получил выговор от Сталина,
недовольного второй частью фильма Эйзенштейна "Иван Грозный". Царь, с
которым Сталин, возможно, ассоциировал себя самого, был представлен как
психически неуравновешенный молодой властитель, глубоко потрясенный
раскрытием предательства и заговора со стороны бояр. Разрываемый внутренними
муками, он тем не менее -- ради спасения государства и собственной жизни --
прибегает к жестоким преследованиям своих врагов. В фильме Эйзенштейна царь
Иван, возводя страну на вершину величия, сам постепенно превращается в
одинокого угрюмого и болезненно-подозрительного тирана. (Прим. И. Берлина)
4. Настоящее название книги Язвицкого "Сквозь дым костров"(1943).
5. Годы спустя я спросил Андре Мальро об этом инциденте, но тот
совершенно не мог припомнить речи Пастернака. (Прим. И. Берлина)
6. Позже Щербаков занял высокий пост в сталинском политбюро. Он умер в
1945 году. (Прим. И. Берлина)
7. В 1956 году Пастернак уже прочел одну или две пьесы Сартра, но ни
одной вещи Камю, который был объявлен реакционером и профашистом. (Прим. И.
Берлина)
8 Согласно свидетельству Лидии Чуковской, Ахматова и Надежда
Мандельштам считали, что в этой ситуации "он вел себя на твердую четверку".
9. Британский Совет - британская правительственная организация по
развитию культурных связей с зарубежными странами;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26