Иначе сожрут и не подавятся. Ищи их, Руслан. Не мне же напрягаться… В Сибирь сам полетишь?
– Конечно. В кои-то веки Орден за задницу взять…
– Лаборатория – еще не Орден. Но ты прав, впервые их точка, а не «пятый отдел в десятом управлении». Людей хватит?
– Лучше бы побольше. У них тоже охрана.
– Позвоню Соболю, выделит. И технику. И, Руслан, без лишнего шума, понял? Я тебя, можно сказать, прошу…
– Так точно, товарищ генерал-майор!
– Хорош резвиться. Проколемся – не будет ни генерала, ни майора, одни «товарищи». И вид через колючку. Все, езжай.
Красилина Д.А.
Яркий свет бил в глаза. Я не реагировала. После веселой вакханалии снисходило оцепенение, похожее на паралич, и со мной можно было творить любые действия – от деления до возведения в степень.
– Теперь вы понимаете, что выражение «любовь не купишь» (имеется в виду не тело, а собственно любовь) становится неактуальным и даже лживым? – вопрошал женский голос за кадром.
– Я понимаю… – шептала я.
– Вы можете объяснить, что вы чувствовали к этому человеку? Что вы видели перед собой, когда смотрели на него?
– Я не смогу объяснить… Это было все… Это было море нежности, шквал смятения… океан любви… Это было похоже и на экзальтацию, и на белую горячку… Простите, я не могу не говорить трюизмами…
– Да ничего, ничего. От вас не требуют писательских витиеватостей. Мы понимаем, что объективный самоанализ для вас – это вчерашний день, а потому согласны выслушать все, даже, простите, бред собачий. Надеюсь, вы видели, что объект вашей страсти… мм… скажем так, не писаный красавец?
– Да, я догадывалась, ну так что ж, вам меня не понять… Вы не знаете, что такое теснота в груди… Когда на тебя смотрят с вожделением и глаза как озера… Когда разливаются соловьем и ты видишь, что это не праздное пустословие… Когда тебя берут за руку и просто гладят, гладят…
– Но позвольте, этого не было!
– …И вы не представляете, как без этого все постыло…
– У вас остаточные явления.
– Нет… Я уже в курсе, что меня обули… накололи, как пэтэушку… И во мне борются два чувства. Мне кажется, это не гипноз. Я прекрасно помню. И ощущение утраты, и эти слова… И если мне предложат повторить, я не раздумывая соглашусь, где бы ни находилась, потому что это… Это завораживает. Но, с другой стороны, мне противно, хотя, как ни странно, я готова вам это простить… Вы же такие придумщики.
– Говорите без подковырки.
– Я говорю без подковырки. Я с вами согласна: любовь – это великая сила, способная воздействовать на умы и чувства огромного скопления людей… Любовь – жандарм. Любовь – подстрекатель и провокатор. Любовь – организатор и вдохновитель великих побед…
– Неплохо, но абстрактно, дорогуша. Очень выспренно. А что вы скажете насчет сугубо прикладного плана? Представьте, семья создается буквально за минуты. Никаких притирок, скамеек, лунных дорожек, роз… Да какие розы? Вы и так от него без ума. Зачем вам его розы?.. Исключены лишние движения, все предельно понятно. И государственное время, между прочим, экономится…
– Какая семья, опомнитесь! Сколько свадеб, столько и разводов. Наваждение не может длиться годами. Ведь я пришла в себя. Придут и другие.
– О нет, вы не понимаете. Эликсир вечной любви… Он разработан прямо под нами – нужно лишь воспользоваться лифтом и небольшой клавиатурой. А то, что вы опробовали, – это вчерашний день. Тренажерчик, так сказать. Для задвинутых и продвинутых. Уж не обессудьте.
Безумие продолжало плести свою паутину. Кто я? Задвинутая или продвинутая? Меня искусно (хотя и грубо) вводили в нужное состояние, а по окончании эксперимента выводили, педантично снимая показания. Я уже знала больным сердцем – такое не продлится вечно. Где-нибудь меня доломают. Неужели они этого хотят?
Но какие искусники! До чего натурально! И недоумение, и восторг, и отвращение, и ярая страсть к существу, с которым, будучи в своем уме, говоря образным языком бывшей свекрови, «я бы и срать не села на одном гектаре»… Более безобразной сцены представить невозможно. Меня бросили в мягкую клетушку размером два на два. Три стены обиты дерматином, четвертая представляла сплошное зеркало. «Совет да любовь», – буркнул конвоир. Не успела я насмотреться на себя в полный рост – на тетку с диковатыми глазами, безвременно сгорбатившуюся – как подселили этого недоноска. Когда его втолкнули, он был уже хорош – глазки придурковато блуждали, волосинки на лысоватом черепе торчали, как антенны. Я его узнала. Еще бы не узнать! Это был кривоногий коротыш со вспухшим животом – испуганное чмо, с которым я столкнулась в умывальне, который выходил последним из казармы, губы которого жалобно выводили: «Оттоле не будет возврата»… По всем внешним данным его уже обработали: из вялого трясущегося ничтожества переделали в чванливое, алчущее баб существо.
При виде моих костей бегающие глазки маслено заблестели.
– У кого тут течка? – заявил он противным дискантом. Ткнул грязным пальцем в низкий потолок и, изображая из себя графа Дракулу, зловеще проурчал: – Посмотри, красавица, месяц на ущербе… Давай-ка потискаемся, – и не теряя времени на пустую болтовню, попытался прижать мой позвоночник к стеночке. От него нещадно разило мочой.
– Ну тебя и расперло, мачо, – сказала я, всаживая кулачок в рыхлый живот (как известно, мы народ горячий).
Перестаралась. Кулак вошел, как в подушку на лебяжьем пуху. Мужичок замахал крыльями, сел на пол. Маслины в глазах завертелись со скоростью карусели.
– Ты чего?.. – прохрипел он, разевая щербатый рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100