Сидел подле Туманова, охранял. Скучал, наверное, страшно. За спиной держал два автомата: свой и его, тумановский, «ZK». «ЗэКа» – по-нашему. «Зэка Васильев и Петров зэка…»
– Оклемался, – не стал он спорить.
– Ну давай тогда, спрячься куда-нибудь. – Боец улыбался. – Некогда мне с тобой чикаться.
– Подожди, – Туманов поморщился. Растер ладонью кровь на лбу. В голове царил перекос. – Подожди… Что там рвануло?
– Архивы, говорят, документация. – Парень равнодушно пожал плечами. – Хрен бы их знал. Может, еще какая муть, мне без разницы. Может, люди. В этом доме, сказывают, одна сволота жила, чего их жалеть?
– Идейный персонал, – кивнул Туманов. – Были такие. Ты прав, парень, сволота злокачественная.
– Ладно, пойду я. – Боец нетерпеливо глянул ему за спину. – Скажешь Гибадуллину, что отпустил меня, добро? Ну, счастливо. И здоровья тебе.
И ушел торопливо, напевая под нос: «А наш притончик гонит самогончик…» Автомат не вернул, хитрюга. Да и бес с ним.
Ватно переставляя ноги, точно во хмелю, Туманов поплелся вдоль казармы. Он жил в ней дважды. В армии и… в аду. У останков некогда помпезного стенда про отличников боевой и политической подготовки военные трясли двух гавриков, едва одетых. Физиономии у бедолаг были кошмарные, но в целом вменяемые. Верховодил «наездом» старшой группы, с которой Туманов шел на прорыв.
– Мы не знаем… – отбивался парень – белобрысый, болезненно худой. – Мужики, ну мы, ей-богу, не знаем… они вольные, а мы – нет. Мы полгода тут живем, с Витюхой. Нас под охраной водят, в лабораторию и обратно, поймите… На ночь не выпускают… Его из Обнинска, меня из Смоленска доставили, я в центре биотехнологий работал, в корпорации «Протон», пока не пришли однажды ночью, не забрали… Сказали, случилось ЧП и надо ехать в центр, что там силовой генератор накрылся, все бушует, выключить не могут, и без меня ну никак… Посадили в машину и… и все. Раскосец. Очнулся здесь. Да нас таких не меньше сотни!.. Мужики, мы, честное слово, не знаем, где у них ходы…
– Эй, командир, – вяло бросил Туманов старшему. – Извини, п-прерву… Это… Разреши вопрос парню?
Бойцы хмуро обозрели его с ног до головы. Он, надо думать, являл собой зрелище не из праздничных. Возмущаться не стали. Старшой раздраженно перекосил губы:
– Давай мигом.
– С-сальников, – спотыкаясь произнес Туманов. Лицо парня поплыло перед глазами, – Алексей… Где он? Говорите, вы знаете, ребята. Из Самары… Он такой длинный, нескладный. Жил вместе с вами…
Пленник вылупился на него, как испуганный котенок.
– Да ты что, мужик… Леху три дня как перевели.
– К-куда?
Его пошатнуло. Он понял (он понятливый). Вот оно, страшное. И виноват во всем этом не кто иной, как лично ты, Павел Игоревич Туманов…
Парень кивнул подбородком на барак, из которого вооруженные лица продолжали выдавливать бурую массу.
– Сюда. Больше некуда.
– Да вон он, – воскликнул второй, тыча пальцем.
Все повернули головы, даже старшой со своими несмеянами. И правда – над безликой массой плыли знакомые костлявые плечи…
– Спасибо, – буркнул Туманов. И побрел. Незнамо куда.
– Кто он тебе? – спросил в спину старшой.
Туманов прошептал, не оборачиваясь:
– Кровь родная…
Не залежалось в голове ничего, кроме тупой, изматывающей боли. Ему пришлось как через бурелом продираться, толкаясь локтями, через дрожащие, что-то шепчущие, молящиеся, матерящиеся, умоляющие, неподвижные… и другие невменяемые лица, которые смотрели поверх его головы и совсем не интересовались, почему он, собственно, их толкает. Он сам не знал почему. Мозги у него встали набекрень, вот в чем дело. Можно было попросить бойца, боец не отказал бы в подмоге…
Лешка его не узнал. Туманов вблизи его тоже не узнал. Издали казался похожим, родным, а как подошел, так сразу омертвело в груди. Монстрик… Чем ты стал, Леший? Какой гадости они в тебя натолкали? Глаза навыкат, рот ходуном, с губ слюна разливом. И смотрит при этом куда-то в небо голубое, а никак не на тебя – дядюшку любимого. Лицо утяжелилось, под глазами волдыри, шея, наоборот, вытянулась, одрябла. Человек двадцати пяти лет от роду превратился в растение за три дня – волей Дьявола. Возможно ли его теперь воскресить, вернуть обратно – вот в чем вопрос… А если можно, то кто этим займется?
Он схватил племяша за худые плечи.
– Леха, это я… дядя Пашка…Ты меня узнаешь?
Леха мелко и запросто закивал головой. Просто стоял и тряс, как вибратор. И смотрел не куда-нибудь, а в небо. А те, что были рядом, стали потихонечку ворчать, проявляя беспокойство. Задвигались.
– Леха, не будь идиотом… – зашептал Туманов. Схватил племяша за руки, сжал, пытаясь умерить эту беспричинную дрожь. Хлестнул по щеке, по другой.
– Леха, перестань…
– У-у-э… – сказал племяш, выпуская изо рта целую пинту слюны.
– Эй, отойди от него, – прикрикнул боец, стерегущий то, что и не думало разбегаться.
– Это мой родственник, – сказал Туманов.
– А плевать, – сказал боец. – Ты мне всех психов взбудоражишь. Иди, иди, успеешь еще наговориться.
Он был тысячу раз прав, этот равнодушный вояка в мышином одеянии. Он должен уйти. Как можно дальше и быстрее. Пока не поздно и головная боль не ввергла его в пучину космического хаоса… Он стал пятиться. Цеплялся за чьи-то локти, спины. Дважды споткнулся. А когда племянник наконец его увидел, заблестел слезинками в глазах, Туманов уже развернулся и нетвердо уходил наискосок – через плац.
Продолжение следовало. Этот ужас был бесконечен – как бессмысленно растянутый сериал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100