Добрался до изгиба ствола, обнял его, обернулся. Поймав летящую с обрыва веревку, принялся обвивать ее вокруг дерева.
– Клянусь своей красотой, Туманов… – втерлась между ним и камнем тяжело дышащая Динка. – Эти наши с тобой похождения только-только начинаются…
– Угадала, красотка, полюбуйся, – он обнял ее за плечи. – Наша рыжая-бесстыжая уже поспела к раздаче. Исправляет ошибки в меру понятия.
– О, господи, – выдохнула Динка. – Слушай, Туманов, мне эта зоология уже как штык поперек горла… Делать-то чего будем?
Он пропустил ее вопрос, лихорадочно раздумывая. Первый малый уже спустился, застыл на берегу, держась за веревку. Бесноватая Зиггер перестала метаться, встала в позу плантаторши. Ткнула в кого-то стеком – ты!.. Ткнула в другого – ты!.. Он невольно залюбовался грациозностью этой весьма необычной женщины.
– Ну и баба, – процедил он сквозь зубы с какой-то извращенной смесью восхищения, ненависти и непонимания.
– Я сама бабец хоть куда, – выплюнула Динка, оборачивая к нему изумленную мордашку. – О чем бухтишь, Туманов?
– Ни о чем, – огрызнулся он. – Измышления на почве неприязненных отношений. Врубается она оперативно в ситуацию – вот что я хочу сказать. И поди пойми, каковы наши дальнейшие действия.
Пятеро смелых, отобранных Зиггер, уже спускались. Остальным доверия не было. Крепкие мужики, выражений не видно. Последний замешкался, потерявшись ногой в веревке, грохнулся неуклюже, но, похоже, ничего особенного не повредил. Поднялся на ноги, готовый исполнять прихоти «владычицы». Растянувшись цепью, все пятеро без раздумий вошли в воду…
– Вот тебе и бомбилья с калебасой, девочка, – невесело хмыкнул Туманов. – Имеется у меня серьезное опасение, что все у них получится. Эти парни умеют плавать.
– Так бежим же! – взвизгнула Динка.
– И второе серьезное опасение – мы с тобой сидим на полуострове… Впрочем, бегать придется. Не набегались еще…
Не так уж гладко вырисовывалось у пловцов. Двоих вынесло на камни, но отделались, похоже, незначительными ушибами. Один, впрочем, отметился: продолжал плыть, но загребал преимущественно левой, как-то по-топорному. Наблюдать за их потугами хотелось меньше всего. Туманов забросил за плечи рюкзак, подхватил Динку…
Бездна разочарования! Аналогичная река, только шире и страшнее, несла на север неистовые воды. А за спиной Сузур, давая очередной загиб, переваливаясь через отполированные пороги, с грохотом вонзался в Черноярку. Метров двести до бурного устья. Они действительно сидели на полуострове! Выветренные скалы обрывались почти отвесно. Массу воды и заваленное булыжьем подножье разделяла отлогая береговая полоса, но спуска туда не было. По крайней мере, визуально. Но где-то он был, Туманов не сомневался. Не мог этот Динкин прохвост, этот сукин сын с бесноватыми глазенками переправляться вплавь через две реки. Через Сузур мог, и делал это. Но через широкую Черноярку – полностью исключено. Дело риска, а на волю случая этот странный паренек полагаться не станет. Какой ни есть, а жизненный опыт подсказывал Туманову, что в рулетку с судьбой гэбэшники не играют, рискуют только там, где это неизбежно… Но оправданна ли перспектива – искать тропу, а затем носиться по берегу, высматривая под скалами заныканную лодку? Времени затык…
– Нет, – потрясенно бормотала Динка, отступая от обрыва. – Нет и еще раз нет. Больше этот номер у тебя не пройдет, не надейся, Туманов… Уж лучше я сдамся и покорно отправлюсь спать… Ведь должны мне дать выспаться, как ты думаешь?..
Он и сам не собирался посещать вторую реку. Силы кончились. Но время для принятия решения вполне назрело.
– Не хотел я бежать на юг, Динка, – заявил он убитым голосом. – Ибо видится мне это дело дохлым и нулевым в плане пользы. Но придется. Поменяем коней на переправе. Слушай сюда во все уши. Этих пятерых прилично отнесет, тропу они нам не перекроют. Но будем валандаться, непременно нарвемся. А с голым кулаком на толпу я сегодня уже не ходок. Умаялся чего-то. Беги за мной и почаще пригибайся. Авось проскочим.
И вновь недремлющая интуиция подсказывала реальную вещь: не проскочим. Не видать им этого пути, как своих поникших ушей. «Мозговеды» знают свои пенаты. До моста на Бирюлино километра три. А вернее, там два моста – через Сузур и Черноярку, поскольку две реки, пока не встретятся, протекают параллельно. Перекрыть этот перешеек – метров сто шириной – не сложнее, чем закупорить бутылку. Обязательно закупорят. Но когда?
Они неслись по изгибистым лабиринтам, открытые участки одолевали ползком, цепляя корни, обдирая бока о торчащие иглами выступы, снова неслись, когда скалы вздымались выше человеческого роста, а дорогу не городили камни. На самых гиблых участках он тащил ее на себе, матерясь сквозь зубы. Материться можно вволю – грохот рек перекрывал родную речь. Ударным марш-броском они освоили метров триста и за насыпью уперлись в разреженный сосняк. Щербатые стволы с закрученными ветвями, редкая хвоя, героически выживающая на пронизывающем ветру; а за куцым хвойником – открытое пространство… Нет там никаких скал – отдельные глинистые накаты, жухлая трава, кустарник ростом с лилипута. Беги не хочу!
Укрытием на стыке двух природных зон послужила ложбина, заросшая жестким вереском. Они сидели, скорчившись, утопив носы в колючки, в отчаянии скрипя зубами.
Сбывались дурные пророчества. Как видно, до переправы на Бирюлино водораздел вполне проходим для спецавтотранспорта. Два джипа, задавившие куцый кустарник, смотрелись совсем не эстетично.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100