им хоть миллион дай, хоть вприсядку спляши — они все морщиться будут.— Какие могут быть объяснения? Я вам все в рапорте уже описал.— Все? — Горобец опять скорчил недовольную гримасу. — Ты действительно считаешь вашу операцию удачной?— А разве нет? Клиент жив-невредим, преступники обезврежены.— Где, где они, преступники? — Горобец сорвался, закричал: — Один — труп, другая — в коме в миланской больнице, не сегодня завтра умрет. Где свидетельские показания? Все концы готовящегося преступления обрублены вашими бездарными действиями!Я переглянулся с Мухиным. Вот козел! Да если бы не наши «бездарные действия», ты бы сейчас башку Хусаинова по кусочкам собирал! О том, что сказала нам Полина в Милане, мы Горобцу, конечно, сообщать не стали. Это наше дело.— А разве мы сбором свидетельских показаний занимаемся? — влез в разговор Артист. — По-моему, нам была поставлена задача — охранять Ису Хусаинова, или не так?— Все так, — ворчливо сказал подполковник. — Но вы же все сделали, чтобы нашим людям невозможно было работать!— Моя команда действовала согласно обстоятельствам. В смерти Бектемирова нашей вины нет.— Почему у вас постоянно возникали конфликты с местной полицией?— Языковой барьер, — усмехнулся Боцман. — Они нас не понимали, мы их.— Очень остроумно! И как нам теперь перед итальянцами оправдываться?— Да никак! Боцман прав: они, идиоты, думают, что защищают закон, а на самом деле — убийц! — Я сделал небольшую паузу. — Как бы то ни было, Вадим Петрович, я полагаю, на этом наша совместная работа закончена. Хусаинов больше в усиленной охране не нуждается. Ему вполне хватит его горячих джигитов.— С чего это вы решили, что не нуждается?Как же я не люблю людей, которым надо все разжевывать!— С того, что заказчик преступления мертв, а киллер обезврежен.— Мы что, знаем точно, сколько стрелков они могли задействовать для проведения этой операции?!— Во всяком случае, знаем одного — Полина Андреевна Яценко. Такому асу, как она, не нужны дублеры. А Бектемирову — лишние свидетели. Она убирает всех, кого надо, он убирает ее и докладывает об исполнении. А потом, может, и его убрали бы... Ни заказчика, ни киллера. Простая и надежная схема. Все концы, как вы говорите, обрублены. Да и какой им смысл сейчас Хусаинова мочить? Переговоры состоялись, заявления сделаны, бумаги подписаны, результат достигнут. После драки кулаками не машут.— Не знаю, не знаю. Это только все ваши домыслы. А у меня на сей счет никакой оперативной информации нет.— Зато я знаю, и этого достаточно. У меня с ребятами, Вадим Петрович, и без вашего Хусаинова задач много. Вы бы рассчитались с нами за работу, да и дело к стороне.— Как это — рассчитался?— Обычно. Согласно нашей с вами договоренности. Я ведь со своей командой расплатиться должен.— Пастухов, ты меня не слышишь, что ли? Я заказчик и не считаю, что ваша служба по охране Хусаинова на этом закончилась. Поэтому об окончательном расчете не может быть и речи!— А я считаю, что мы свое дело сделали на все сто и клиент находится в полной безопасности. Вы выплатили нам одну треть. С вас еще сто тысяч на пятерых. По двадцать на брата.— Почему на пятерых? В охране вас было четверо.— Просто вы одного из нас никогда не видели. Человек-невидимка. — Двадцать тысяч я собирался отдать родителям Ивана Перегудова.Горобец вздохнул:— Оказывается, Пастухов, с тобой очень непросто договориться. А Голубков, между прочим, нахваливал нам тебя как человека исполнительного. Ты ведь знаешь, что бывает с часовым, который самовольно оставил свой пост?— Но мы, к счастью, не часовые. Вы нас наняли для выполнения определенного задания. Я, как начальник охраны, считаю, что оно выполнено целиком, вы так не считаете. Если в мы с вами были обычными гражданами, то решили бы это дело в суде. Но мы с вами не обычные граждане, поэтому никаких договоров и соглашений не подписывали. Все зависит только от нашей порядочности. — Я поднялся, считая разговор законченным. Парни последовали моему примеру.— Пастухов, я не могу решить этот вопрос самостоятельно.— Решайте. — Мы направились к двери. — О результатах сообщите мне по телефону.— Это дезертирство, Пастухов! О вашем поведении я немедленно доложу полковнику Голубкову.— Это ваше право, Вадим Петрович.Лицо Горобца побелело от ярости.— Немедленно всем сдать оружие!Мы молча выложили на стол пистолеты в кобурах, обоймы и хлопнули дверью. * * * — Вот козел, а! — покачал головой Боцман, когда мы очутились на улице.— Точно. — Артист усмехнулся. — Хотя можно подумать, в первый раз сталкиваемся с тем, что кидают не только бизнесмены, но и работники спецслужб. Второе даже чаще...— Я сегодня же позвоню Голубкову и обо всем доложу ему сам. Пусть заставит этих сволочей рассчитаться полностью.— Держи карман шире. Ладно, хоть что-то с этих козлов срубили. — Артист усмехнулся. — Главное — меня теперь за прогулы наверняка выгнали, снова придется какую-нибудь халтуру сшибать... Ну что, разбегаемся?— Куда — разбегаемся? — У меня был такой суровый вид, что Артист тут же осадил. — А Иван как же?— Но ты же говорил — он погиб...— Разве мы больше не мстим за своих друзей? Ведь это же Док, ребята! — Я обвел взглядом свою команду.— Мстим, — в голос ответили Боцман и Муха.— И еще как! — кивнул Артист. — Око за око, зуб за зуб, а халтура моя, думаю, пока подождет. Вопрос только в том, как мы доберемся до места. Там ведь боевые действия — естественно, особый режим.— Да, надо подумать, — сказал я. — Голубков нам вряд ли посочувствует. — И вдруг меня осенило: — А девочка твоя помочь никак не может? — спросил я.— Какая девочка? Ах Светлана!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77