Мы остановились у колодца – в центре общественной жизни деревушки, рядом с церковью и домом священника.
Мужчины собрались вокруг Эмерсона. Ко мне потянулись женщины, многие с больными детьми на руках. Я этого ожидала и захватила с собой аптечку. Открыв ее, я стала раздавать рвотный корень и капли для глаз.
Деревенский староста, разумеется, узнал о нашем появлении одновременно с остальными, однако гордость не позволяла ему торопиться. Наконец появился и он. Услышав от Эмерсона, что ему сейчас вернут утраченные чаши для причастия, старик прослезился и упал на колени, целуя Эмерсону ноги и лепеча слова благодарности.
Эмерсон старался на меня не смотреть. Нас благодарили за то, чего мы не делали; с другой стороны, мы не могли объяснить этим славным людям, что произошло, так как сами ничего не понимали.
Толпа, узнав новость, подняла нестерпимый шум. Люди рыдали, кричали, пели. Какая-то толстуха, занавешенная чадрой, заключила Эмерсона в крепкие объятия.
– Как обременительно! – крикнул он мне. – Видишь, Пибоди, до чего вредны заскорузлые суеверия! Можно подумать, что они получили из наших рук бессмертие, а не какую-то щербатую посуду. Никогда не пойму... Ой!
Толстуха привстала на цыпочки и чмокнула его в подбородок.
Постепенно мы успокоили толпу и вошли вместе со старостой в церковь. На пороге нас благословил толстый добродушный священник, сменивший недоброй памяти отца Гиргиса. Все, кто толпился у колодца, ринулись следом, в том числе ослы. Когда бесценные сосуды были водворены на их законное место, счастливая паства издала такой рев, что содрогнулись стропила. Странно, что они вообще не обрушились, при такой-то ветхости... Священник с залитым слезами лицом провозгласил, что завтра он проведет благодарственную службу, а потом пригласил старосту и нас к себе.
Так мы снова очутились под крышей дома, где нас встречал однажды сам Гений Преступлений. Воспоминания об этом незаурядном человеке были так остры, что я не удивилась бы, предстань он перед нами – с окладистой черной бородой, в которой пряталась загадочная улыбка. Меня не перестает тревожить тот непреложный факт, что зло оказывается порой гораздо внушительнее добродетели. Вот и отец Теодор не шел с Гением Преступлений ни в какое сравнение: на целый фут ниже и на целый фут шире в талии, с жиденькой бороденкой, присоленной сединой.
Зато отец Теодор брал гостеприимством. Усадив нас на диван с выцветшей ситцевой обивкой, он предложил освежиться. Мы, конечно, согласились: отказаться было бы верхом невежливости. Я думала, что нам поднесут традиционный кофе, густой и сладкий, но для нас был припасен сюрприз – хозяин появился из закутка с подносом, на котором стояли стеклянная бутылка и несколько глиняных стаканчиков. Эмерсон опасливо сделал маленький глоток и приподнял брови. Я последовала его примеру и воскликнула:
– Французский коньяк!
– И притом самый лучший, – поддакнул Эмерсон. – Откуда у вас такое сокровище, святой отец?
Священник уже осушил свой стаканчик, налил еще и невинно ответил:
– Я нашел это в доме, когда вернулся.
– Кстати, нам не терпится узнать о ваших приключениях, – спохватился Эмерсон. – Отлично помню гнев моей несравненной старшей жены, присутствующей здесь Ситт-Хаким, когда она узнала, что за священника Дронкеха выдает себя совсем другой человек! "Что ты сделал с настоящим священником, верблюжье отродье? – кричала она. – Если ты тронул хотя бы волос на голове этого славного человека, я вырву тебе сердце!
Не очень-то точное цитирование моих слов, однако я действительно интересовалась судьбой пропавшего священника. Ответ Гения Преступлений был верхом цинизма: «Он сейчас наслаждается мирскими благами, которых прежде чурался. Опасность угрожает разве что его душе».
Поблагодарив меня за участие, отец Теодор начал повествование. Очевидно, он только и ждал, чтобы мы обратились к нему с этой просьбой. Подобные истории египтяне готовы рассказывать и выслушивать без конца, поэтому рассказ был уже хорошо отрепетирован. К сожалению, существенных деталей оказалось куда меньше, чем стилистических красот, и если очистить его речь от всяческих прикрас, то суть можно изложить несколькими предложениями.
Однажды отец Теодор улегся спать, как обычно, а проснулся в незнакомом месте, недоумевая, как он туда попал. Убранство комнаты поражало роскошью (описанию шелковых занавесок, мягкого ложа, журчащего фонтана и мраморного пола было посвящено почти полчаса). Отец Теодор видел лишь слуг, наперебой потчевавших его лакомствами и неземными напитками. Плотные занавески и тяжелые решетки на окнах не позволяли отцу Теодору выглянуть наружу и понять, где он находится.
Таким же невероятным было и его возвращение: как-то утром он очнулся на своем узком ложе, с которого был похищен, так что впору было принять случившееся за долгий, сладостный сон. Однако удивленные крики паствы и повествование о невероятных событиях доказали, что все случилось наяву. Простодушный служитель Всевышнего честно признался, что готов приписать свое приключение козням злых духов. Как известно, эти коварные создания обожают устраивать праведникам пытку низменными соблазнами.
– Значит, вы не избежали соблазна? – спросил Эмерсон. – Наверное, отдали должное лакомствам и винам?
– По нашей вере это не возбраняется, – поспешно заметил отец Теодор.
– Но другие соблазны запрещены, – во всяком случае, священнослужителям. Кто вам там прислуживал, святой отец, – мужчины или женщины?
Виноватый вид бедняги был красноречивее любых слов. Эмерсон с радостью бы продолжил терзать святого отца, если бы не мое вмешательство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96