перочинный ножик, ножницы, коробок спичек...
Сети уже был совсем близко, когда меня вдруг осенило. Сам пояс! Широкий, из крепкой кожи, с тяжелой металлической пряжкой! Я сорвала пояс и принялась им размахивать:
– Прочь! Назад, не то получишь отметину, которую не скроет никакой грим!
Сети отпрыгнул с неожиданной для отвергнутого влюбленного грацией и улыбнулся:
– За это я вас и полюбил, Амелия! Вы восхитительно безразличны к здравому смыслу и осторожности. Ваш спутник жизни никогда не заскучает. А теперь бросьте эту игрушку и проявите хотя бы каплю благоразумия. Даже если бы я лишился чувств, вы бы не смогли отсюда сбежать.
– Но попытаться-то можно, – проворчала я, не прекращая вращать поясом, который, рассекая воздух, издавал жужжание, как рассерженное насекомое.
– Сколько ни пытайтесь, все равно ничего не выйдет. Если мои люди решат, что вы меня убили или ранили, то вам по-настоящему несдобровать. Не проявите ли вы больше сговорчивости, если я торжественно поклянусь, что не трону вас? Обещаю не приближаться к вам, пока вы сами не попросите.
– И не надейтесь! – заверила я его.
– Кто знает? Жизнь полна неожиданностей, иначе она была бы невыносима. Если вам недостаточно моей клятвы, попробуйте взглянуть на ситуацию по-другому. Вы ведь знаете, я не то чтобы тщеславен, но, скажем так, достаточно высокого мнения о собственной персоне. Интуиция мне подсказывает, что вашего расположения нужно добиваться не с помощью насилия, как сделал бы любой другой мужчина, а лаской, обратив ненависть в любовь, а презрение – в восхищение. Не выношу жестокость! К тому же, – по лицу Сети скользнула неотразимая улыбка, – вы наверняка утомлены...
– Нисколечко! – заявила я непреклонно. – Хоть ваши доводы и не лишены убедительности...
Я не стала упоминать еще одно, куда более убедительное обстоятельство. Сети тоже промолчал, должно быть из деликатности. Дело в том, что мои штаны-шаровары, лишившись пояса, все заметнее подчинялись закону всемирного тяготения.
– Что ж, – сказала я, – как видно, мы зашли в тупик. Так и быть, поверю вашему слову, господин Сети, но зарубите себе на носу: от меня вы никаких ответных обещаний не дождались!
Раньше я не называла его по имени. Он насмешливо приподнял брови:
– Так вы знаете мой излюбленный псевдоним? Только давайте обойдемся без «господина», это обращение звучит абсурдно и мешает взаимному доверию.
– Ну уж нет! Предпочитаю придерживаться формальностей.
– Проклятье! – вскричал он наполовину весело, наполовину серьезно. – Как же мне подействовать на вас сладкими речами, если придется через слово вставлять «миссис Эмерсон»?
– По-моему, такие мелкие затруднения только дополнительно вас раззадорят.
Он протянул руку, и я, вся дрожа, отдала ему пояс.
– Спасибо, миссис Эмерсон, – проговорил он важно. – А теперь попрошу облачиться в приготовленный для вас наряд.
– Как вы смеете, сэр?!
– Это простая самозащита. Одному небу известно, какие ранящие предметы вы можете на себе прятать. Например, в этих... гм... штанах уместится целая коллекция кинжалов. – Правильно истолковав мое возмущение. Сети добавил: – Мои люди забрали арсенал, который вы таскали на своем поясе, но обыскать не посмели. Вам стоит ценить уважение, которое я к вам питаю! Но если вы заставите меня...
– Полагаю, вы докажете свое уважение еще раз, позволив выполнить вашу просьбу в одиночестве?
– Конечно. Когда будете готовы, постучите в дверь. Но не испытывайте слишком долго мое терпение! – Далее последовала фраза по-французски, не очень уверенная, с акцентом, но неожиданно поэтичная: – И распусти свои косы, любимая, чтобы их красота и аромат стали единственной преградой между моим и твоим восторгом!
Надеюсь, мне удалось скрыть удивление. Столь интимные замечания лучше пропускать мимо ушей. Тем не менее я почувствовала волну тепла вперемешку с ознобом – не знаю, правильно ли я передала свои ощущения... Этот человек разил наповал не только силой ума. Удивительное впечатление производили также его атлетическое сложение и особенно голос – универсальный инструмент соблазнения, способный изменяться так же неожиданно, как и внешность Сети.
После его ухода медлить я не стала и начала переодеваться. Конечно, я не проявила бы такой покорности, не будь у меня тайных намерений. Злодей не догадывался, как удачно он мне подыграл! Жаль, конечно, что приходилось прибегать к столь сомнительным методам, но, приказав переодеться, он, так сказать, развязал мне руки. Не очень-то веря обещанию Сети не входить без приглашения, я решила поторопиться.
Сняв штаны, я размотала фланелевый платок, который всегда ношу в Египте, и оторвала от него полоску. Как часто милый Эмерсон подтрунивал надо мной из-за этого платка! А ведь фланель – верное средство от простуды, и у меня никогда не бывает заложен нос. (Эмерсон, правда, тоже не ведает этого недуга, хотя с негодованием отвергает платок. У него с действительностью вообще особые отношения.) Платок много раз мне помогал, а теперь обязан был спасти. Хорошо, что перед отъездом из Англии я накупила таких про запас и фланель была не застиранной, а ярко-алого цвета.
Не без борьбы с собой я сняла с шеи цепочку с лазуритовым скарабеем, на котором был вырезан картуш Тутмоса Третьего, – свадебный подарок Эмерсона. Расстаться с ним было очень нелегко, но я твердой рукой привязала цепочку к концу фланелевой полоски. Свадебный подарок призван был уберечь меня от страшной участи, которой я предпочла бы гибель.
Подкравшись к окну, я вынула из волос одну шпильку. Как оружие она не годилась – слишком гибкая, зато сейчас этот недостаток становился достоинством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96