— Я буду… буду.Войдя в свою комнату, я закрыла дверь.Я чувствовала себя виноватой.
На следующее утро я отправилась в город в адвокатскую контору Розена, Стида и Розена. Меня сразу же провели к мистеру Розену-старшему, который приветствовал меня с такой теплотой, на какую, я уверена, только был способен, и предложил мне сесть.— Очень приятно снова видеть вас, госпожа Рэнсом, — сказал он. — Расскажите мне, как лорд Эверсли?— Мои визиты к нему очень кратки. Вы знаете, он серьезно болен.— Я знаю это, но в доме живет доктор, это очень удобно.— Да, он старый друг лорда Эверсли. Сейчас он удалился от дел и поэтому может посвятить все свое время тому, чтобы заботиться о моем дяде.— Замечательно! Конечно, я очень сомневаюсь, что это может долго продолжаться. Человек в таком состоянии… Ведь он уже не молод.— Я хотела кое-что узнать. Вы посещали Эверсли?— Мой племянник ездил туда… вскоре после того, как у лорда Эверсли случился удар. Племянник говорил с доктором. Так как лорд Эверсли не может вести дела, мы сошлись на том, что будем придерживаться ранее установленного порядка. Лорд Эверсли доверил нам некоторые права, поэтому счета приходят в контору и мы ответственны за их оплату. Дела на сегодняшний день находятся в порядке.— Вы удовлетворены тем, как ведется хозяйство? Я имею в виду, нет ли перерасходов? — спросила я.— Безусловно, нет. Эта, э-э-э… экономка, видимо, очень разумная женщина, и ей вполне умело удается вести хозяйство. Доктор совсем отказывается от оплаты. Мне кажется, он состоятельный человек. Он сказал моему племяннику, что знает лорда Эверсли много лет.— Да, это так. Я только хотела убедиться в том, что вы удовлетворены и не видите ничего… необычного в том, что случилось.— Это не идеальная ситуация, но я думаю, что в данных обстоятельствах ничего не улучшишь. У меня нет причин сомневаться в честности экономки, ведь счета такие же, как и тогда, когда лорд Эверсли был бодр и весел, как говорится.— Понимаю.— Рад, что вы приехали навестить лорда Эверсли. Вы — его наследница, и я рад, что вы удовлетворены состоянием дел в Эверсли.— Меня смущает, что я не могла перемолвиться словом с лордом Эверсли.— Я думаю, что удар вызвал паралич и частично повлиял на его речь. Такое часто случается.— Я хотела узнать ваше мнение о ведении дел в поместье.— Я был бы больше удовлетворен, если бы кто-нибудь из членов семьи контролировал это. Я уверен, что доктор проследит за ведением дел в Эверсли, да и экономка производит впечатление очень разумной женщины. Она вполне справляется со своими обязанностями. Было бы идеально, если бы вы пожили в поместье, пока все не разрешится. Но я понимаю, что это невозможно, у вас есть семья.Я согласилась с ним.Мы немного поговорили, а потом я встала, собираясь уходить.Розен-старший взял меня за руку и крепко пожал ее.— Будьте уверены, моя дорогая, если что-нибудь случится, вас немедленно известят.Я поблагодарила его и ушла, чувствуя некоторое облегчение.Я изрядно опоздала к обеду. Джесси обедала с нами, как это она иногда делала, за столом были доктор и Дикон.Я объяснила, что немного заблудилась, но заметила это только на обратном пути.— Сегодня такой прекрасный день! — неуклюже закончила я.— Жареную свинину нужно есть только горячей, — сказала Джесси, как мне показалось, чересчур сурово. Она так благоговейно относилась к еде, что считала недостаточный энтузиазм в этом вопросе чем-то вроде государственного преступления.Дикон был необычайно любезен и разговорчив со всеми. Я подумала, не связано ли это с его возвращением к Эвелине или, может быть, он нашел новую любовь. В любом случае, его обуревала радость. Глаза Дикона сверкали. Он напоминал одновременно и красавца Аполлона светлыми вьющимися волосами, и озорного Пана поразительными голубыми глазами, живыми и искрящимися от скрытой усмешки.Я спросила, как чувствует себя лорд Эверсли, и доктор ответил, что ночью ему опять стало немного хуже.— Я очень сожалею, госпожа Рэнсом. Я было уже подумал, что наступило некоторое улучшение.Он весьма сурово взглянул на Джесси, которая опустила глаза и с еще большим вниманием, чем обычно, занялась едой.— Но будем надеяться на лучшее, — продолжал доктор. — Утром больной казался более спокойным.— Сегодня я замечательно провел утро, — сказал Дикон. — Я заехал довольно далеко, где никогда не был раньше, обнаружил совершенно изумительный старый постоялый двор и перекусил там. К сожалению, я забыл его название.— Ну, и что там подавали? — спросила Джесси, всегда интересовавшаяся этим вопросом.— Выдержанный сыр с горячим хлебом, видимо, ржаным, — он был темный и крошился.— Его нужно обильно смазать маслом, — сказала Джесси. — Дать маслу впитаться, а потом положить сверху хороший ломоть сыра.— Именно так и было сделано, а запивал я еду местным сортом сидра. Восхитительно!— И вы явились прямо сюда к хорошему обеду. Я не заметила, чтобы у вас испортился аппетит, господин Френшоу.— Вы же всегда восхищаетесь им. В этом мы с вами очень похожи, Джесси.— Рада за вас. Я никогда не выносила людей, которые ковыряются в тарелке.— На постоялом дворе собрались завсегдатаи, — продолжил рассказ Дикон. — Пришли старый кузнец и еще несколько человек. Над кузнецом немного посмеивались, уж больно он был угрюм. Говорили, что на кузнеца Гарри каждый год бьются об заклад. Если кто-нибудь заставит его улыбнуться между Рождеством и Двенадцатой ночью, то получит шесть шиллингов. Но никому еще не повезло. Кузнец — всеобщий любимец, и я понял, почему. У него настоящий дар рассказчика.— Он рассказал что-нибудь? — спросила я.— Да так, одну историю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106