— Сеньора не хочет, чтобы Пери уходил, — величественно сказала она и тряхнула головой в подтверждение своих слов.Индеец понял ее желание.— Пери остается.— Видишь, Сесилия, — смеясь, воскликнул дон Антонио, — он тебя слушается!Сесилия улыбнулась.— Моя дочь благодарит тебя за эту жертву, Пери, — продолжал фидалго, — но ни она, ни я не хотим, чтобы ты покидал свое племя.— Сеньора приказала, — ответил индеец.— Она только хотела испытать, послушаешься ты ее или нет. Теперь она знает, как ты ей предан; она довольна; она согласна тебя отпустить.— Нет!— А как же твои братья, твоя мать, твоя свобода?— Пери — раб сеньоры.— Но Пери — воин и вождь.— У племени гойтакасов сто воинов, таких же сильных, как Пери, тысячи луков и стрелы, что ястребы.— Значит, ты окончательно решил остаться?— Да, и раз ты не хочешь приютить Пери у себя, он будет жить под деревом в лесу.— Ты меня обижаешь, Пери! — воскликнул фидалго. — Дом мой открыт для всех, а для тебя и подавно: ты мне друг, ты спас мою дочь.— Нет, Пери не обижает тебя. Но он знает, что кожа у него темная, как земля.— Зато у него золотое сердце.В то время как дон Антонио уговаривал индейца вернуться к своим, из леса послышалось монотонное пение.Пери прислушался. Потом он сошел вниз и побежал в направлении, откуда доносился голос, напевавший на заунывный индейский мотив песню на языке гуарани:«Звезда зажглась. Мы выходим ночью. Ветер подул. Несет нас на крыльях.Война подняла нас. Мы побеждаем. Война улеглась.Идем домой.Война — мужчины воюют. Кровь.Мир — работают жены. Вино.Звезда зажглась. Пускаемся в путь. Ветер подул. Уходить пора».Эту туземную песню пела немолодая индианка. Она стояла, прислонившись к дереву, и сквозь листву его видела все, что происходило на площадке.Пери подошел к ней, смущенный и печальный.— Мать! — воскликнул он.— Пойдем! — сказала индианка, направляясь в лес.— Нет, я не пойду.— Мы уходим.— Пери остается.Индианка с глубоким удивлением смотрела на сына.— Твои братья уходят.Пери ничего не ответил.— Твоя мать уходит.Снова молчание.— Воины ждут тебя!— Пери остается, мать! — сказал индеец; голос его дрожал.— Почему?— Так приказала сеньора.Несчастная мать поняла, что решение его непреклонно. Она знала, какую власть имело над душой Пери изображение пресвятой девы, которое он видел во время битвы; а ведь он был уверен, что это и есть Сесилия.Она поняла, что теряет сына, которым гордилась в старости так же, как в молодости гордилась мужем своим Араре. Слезинка скатилась по ее щеке цвета меди.— Мать, возьми лук Пери, похорони его рядом с прахом его отца и сожги хижину Араре.— Нет, может быть, Пери вернется — тогда он найдет хижину своего отца и в ней мать, которая его любит. Все будут в печали, пока месяц цветов не возвратит сына Араре в долину, где он родился.Индеец печально покачал головой.— Пери не вернется!Мать его всплеснула руками в отчаянии и страхе.— Плод, что упал с дерева, не возвращается на прежнее место; лист, что оторвался от ветки, сохнет и гибнет; ветер его уносит. Пери — лист, ты, мать, — дерево. Пери больше не вернется к тебе.— Белая девушка спасла твою мать. Лучше бы дала ей умереть, только бы не отнимала у нее сына. Мать без сына — это земля без воды: она сжигает и губит все, что вокруг.Слова эти сопровождались грозным взглядом. Так смотрит тигрица, у которой хотят отнять детенышей.— Мать, не обижай сеньору. Пери умрет и в последний час не вспомнит о тебе.Какое-то время оба молчали.— Твоя мать остается! — решительно сказала индианка.— А кто будет матерью племени? Кто будет хранить хижину Пери? Кто расскажет детям про войны, которые вел Араре, сильнейший из сильных? Кто вспомнит, сколько раз народ гойтакасов поджигал табы белых и побеждал людей, что метали молнии? Кто будет готовить вина и напитки для воинов и передавать молодым обычаи стариков?Пери произнес эти слова с волнением. Он вспомнил о своей жизни среди родного племени; индианка задумалась, потом сказала:— Твоя мать вернется к себе. Она будет ждать тебя у двери хижины под тенью жамбейро Жамбейро — дерево из семейства миртовых с ароматным желто-красным съедобным плодом, который называется «жамбо».

. Если цветы жамбо распустятся без Пери, твоя мать уже не увидит его плодов.Индианка положила руки на плечи сына и прижалась лбом к его лбу. На минуту их слезы смешались.Потом она медленно пошла прочь. Пери провожал ее взглядом, пока она не исчезла в чаще, он уже готов был позвать ее, догнать и уйти вместе с ней. Но в эту минуту вместе с ветром до него долетел серебристый голос Сесилии, разговаривавшей с отцом, — и он остался.В ту же ночь индеец построил себе маленькую хижину на выступе скалы; там он и поселился.Прошло три месяца.Сесилии лишь на короткое время удалось побороть в себе отвращение к краснокожему, это было тогда, когда она приказала ему остаться; потом ей даже не вспомнилось, что нехорошо быть неблагодарной, и она перестала скрывать свою неприязнь.Стоило только индейцу подойти к ней поближе, как она испуганно вскрикивала, или убегала, или просто приказывала ему уйти. Пери, который успел уже научиться португальскому языку и понимал ее слова, удалялся, приниженный и печальный.Но он был все так же ей предан. Он сопровождал дона Антонио де Мариса в его поездках, помогал ему своим опытом, показывал места, богатые золотом или драгоценными камнями. А в остальное время он без устали обегал леса, чтобы сорвать душистый цветок или поймать диковинную птичку, и отдавал их фидалго с просьбой подарить Сеси, ибо сам уже не решался подойти к ней, боясь, что она будет недовольна.«Сеси»— так индеец стал называть свою сеньору, когда узнал, что имя ее Сесилия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110