в ногах у него горела восковая свеча, бросая вокруг бледные отблески.Возле него стояла одна Сесилия; прижимая к груди его бессильно повисшую голову, она старалась ее отогреть.Когда взгляд Изабел упал на бесчувственное тело, она вскочила, словно под действием какой-то сверхчеловеческой силы, перебежала через комнату и стала рядом с сестрой на колени перед смертным ложем.Но она и не думала молиться — ей хотелось только глядеть и глядеть на это бледное, застывшее лицо, на эти холодные губы, на потухшие глаза, которые она продолжала любить и теперь, когда в них уже не было жизни.Сесилия очень бережно отнеслась к ее горю. Врожденное женское чутье подсказывало ей, что всякая любовь, даже любовь к мертвому, требует целомудрия и тайны. Она вышла из комнаты, чтобы дать сестре выплакаться вволю.Несколько минут спустя Изабел встала, в каком-то забытьи прошла через весь дом, разыскала Пери, подкралась к нему и тихо коснулась его плеча.Пери и Изабел, как мы уже говорили, с первой же встречи невзлюбили друг друга. В Изабел это была ненависть к расе, принадлежность к которой принижала ее в собственных глазах; в Пери — естественная неприязнь, которую человек всегда испытывает к тому, в ком чувствует врага.Вот почему индеец очень удивился, когда Изабел подошла к нему. Удивление его еще больше возросло, когда он увидел ее умоляющий жест, словно просивший его о милости.— Пери!Индейца тронул ее страдальческий вид, и он, вероятно впервые в жизни, заговорил с ней.— Пери тебе нужен? — спросил он.— Да, я пришла к тебе с просьбой. Ты не откажешь мне? — прошептала девушка.— Говори. Если Пери может, он тебе не откажет.— Значит, ты обещаешь? — воскликнула Изабел. В глазах ее заблестела радость.— Да, Пери тебе обещает.— Тогда пойдем.И девушка повела его в залу, которая была по-прежнему погружена в безмолвие. Она остановилась возле кушетки и, указав на безжизненное тело Алваро, сделала Пери знак взять его на руки.Индеец повиновался и пошел вслед за Изабел в дальнюю каморку. Там девушка раздвинула полог алькова, и индеец опустил свою ношу на постель.В этой каморке она жила — здесь родилась ее любовь, здесь все дышало мечтами о любимом; кавальейро положили на ее девичью кровать; теперь она действительно чувствовала себя невестой — невестой смерти.Исполнив волю девушки, Пери ушел и вернулся к делу, над которым трудился упорно и непрестанно.Оставшись одна, Изабел улыбнулась. В этой улыбке было упоение скорбью, та радость страдания, которая перед смертью озаряет лица мучеников и отверженных.Она вытащила спрятанный на груди стеклянный медальон, в котором хранились волосы ее матери, — посмотрела на него, но потом покачала головой, и лицо ее приняло какое-то странное выражение: она передумала. Тайной, которую скрывал этот медальон, был тонкий порошок, устилавший стекло с внутренней стороны. Но смерть от яда, подаренного матерью, не удовлетворяла девушку: она была бы слишком быстрой, почти мгновенной.Крадучись, Изабел подошла к комоду и зажгла свечу перед стоявшим там распятием из слоновой кости. Потом она закрыла дверь, затворила и завесила окна и дверь, сквозь которые в комнату мог проникнуть свет. Стало темно. И в этой тьме сияние свечи озаряло только образ Христа.Девушка опустилась на колени и прочла короткую молитву. Она просила у господа последней милости: просила о вечной жизни в небесах для своей любви, которая на земле была так быстротечна.Прочтя молитву, она взяла подсвечник, поставила его в головах кровати, отдернула занавеску и стала смотреть на своего возлюбленного.Казалось, Алваро спал. Его красивое лицо нисколько не изменилось: обратив его в воск и мрамор, смерть, казалось, только сковала его черты; застывшее тело кавальейро можно было принять за великолепную статую.Изабел отвела от него зачарованный взгляд — она снова подошла к комоду; там, рядом с отливавшими перламутром морскими раковинами, стояла плетенка из цветной соломы.В этой плетенке были собраны все пахучие смолы, все ароматы, какие источают деревья нашей страны: смола ароэйры, крупицы ладана, застывшие слезинки умбаубы ц капли бальзама — индейского сандала.Девушка высыпала в одну из раковин большую часть этих ароматических смол и зажгла несколько кусочков ладана; пропитавшее их масло воспламенилось, от него загорелись и другие смолы.Клубы белесого дыма широкими кольцами потянулись из этой импровизированной кадильницы, разливая вокруг пьянящие ароматы, и заполнили всю комнату прозрачными облаками, колыхавшимися при бледном сиянии свечи.Усевшись на край постели, сжав в руках холодные руки кавальейро, не сводя глаз с любимого лица, Изабел что-то шептала. То были прерывистые фразы, тайные признания, какие-то непонятные сочетания звуков, которые я есть истинный язык сердца.По временам ей чудилось, что Алваро все еще жив, что он шепчет ей на ухо слова любви. И она говорила так, как будто ее возлюбленный мог ее слышать; она рассказывала ему все тайны своей любви, изливала всю душу. Ее нежная рука отводила пряди волос с его лба, гладила похолодевшее лицо, прикасалась к застывшим, безмолвным губам, словно моля их улыбнуться.— Почему ты мне ничего не скажешь? — нежно шептала она. — Ты не узнаешь твоей Изабел? Скажи еще раз, что ты меня любишь! Повторяй почаще эти слова, чтобы душа моя не могла усомниться в своем счастье! Ну, пожалуйста…Приоткрыв губы, сдерживая дыхание, она настороженно ждала, не зазвучит ли любимый голос, не донесется ли до нее еще раз эхо первого и последнего слова ее печальной любви.Но кругом была тишина: грудь ее вдыхала только потоки благовоний, которые горячили кровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110