..
Питер залаял.
- Хорошо, - кивнула Андерсон. - Я слышу тебя. Пошли.
Пошли... и пусть все это катится к...
Она шла по тропинке за Питером, наслаждаясь мягкими лучами летнего
солнышка. Ведь это первый по-настоящему летний денек, разве не так? День
летнего солнцестояния. Самый длинный день в году. Она отогнала муху и
улыбнулась. Летом в Хейвене хорошо. Самое лучшее времечко. Да и вообще
Хейвен - лучшее место на земном шаре. Когда-то Андерсон верила, что
проведет здесь только некоторое время, необходимое, чтобы отойти от
юношеских потрясений, от своей сестры и внезапного ничем не
мотивированного ухода (Анна называла это капитуляцией) из колледжа, но
некоторое время обратилось сперва пятью, потом десятью годами, те в свою
очередь затянулись до тринадцати - и так далее. Питер состарился здесь, а
в ее черных как смоль волосах начала поблескивать седина.
Ей пришло в голову, что она могла бы провести в Хейвене всю
оставшуюся жизнь, лишь посещая раз в два-три года своего нью-йоркского
издателя. Город поглотил меня. Это место поглотило меня. Эта земля
поглотила меня. И это вовсе не самое плохое. Во всяком случае, не хуже
многого другого.
Похоже на тарелку. На металлическую тарелку.
Сорвав ветку, она отогнала ею назойливую муху. Муха кружила вокруг
головы... а в голове, подобно мухе, неотвязно крутилась мысль, которую она
также не могла отогнать от себя.
Проклятая штука на мгновение завибрировала под моими пальцами. Я
чувствовала это. А потом вибрация прекратилась. Что в земле может
вибрировать подобным образом? Трудно сказать. Возможно...
Возможно, это была вибрация на уровне психики. Андерсон не слишком
верила в подобные штучки, но никакого другого объяснения не было.
По-видимому, ее мозг послал ей какой-то подсознательный сигнал, который
выразился в тактильном ощущении. Питер, конечно, тоже почувствовал что-то
в этом роде, ведь старый бигль не захотел подходить к предмету.
Забыть.
И она забыла.
Но ненадолго.

Ночью поднялся сильный ветер, и вышедшая на крыльцо покурить Андерсон
прислушивалась к его шуму и свисту. Раньше - еще год назад - Питер
обязательно присоединился бы к ней, но сейчас он не тронулся с места,
свернувшись калачиком на своей подстилке.
Андерсон обнаружила, что все еще думает, думает о прощальном взгляде,
брошенном на торчащую из земли тарелку. Позже, вспоминая об этом моменте,
она почти верила, что именно тогда, прикуривая сигарету, она и решила, что
должна выкопать ее и рассмотреть... хотя вряд ли осознавала это.
Мысли ее крутились вокруг находки. Наверняка часть какой-то
конструкции. Не машина, конечно, хотя слегка напоминает часть мотора. И
потом вибрация... Она должна быть на уровне психики. Она...
Внезапно ее обожгла мысль: там кто-то похоронен. Неужели на этом
месте когда-то давно разыгралась кровавая драма? Кто стал ее жертвой?
Какие-нибудь бедолаги, отправившиеся на прогулку в лес, или охотники,
или...
Вибрация. Это, наверное, зов человеческих останков.
Пойдем, Бобби, не будь идиоткой!
По телу ее пробежала дрожь. Она услышала смех Анны и ее голос: Ты
такая же ненормальная, как дядя Френк, Бобби; вот к чему может привести
отшельничество, когда все общество состоит из какой-то вонючей собаки.
Верно. Это комплекс отшельника. Если не совсем здоров - приглашаю
докторов...
Ей внезапно захотелось обсудить происшедшее с Джимом Гарднером, и она
вошла в дом с твердым намерением немедленно позвонить ему. Однако, начав
набирать номер, Андерсон вдруг вспомнила, что Джима наверняка нет дома.
Для этих чертовых поэтов лето - любимая пора. Он, конечно же, валяется
сейчас на пляже где-нибудь на побережье. Значит, не судьба.
Андерсон положила трубку и обратила свой взгляд к стоящему слева
книжному шкафу. Вряд ли он мог служить украшением гостиной в приличном
доме. Две нижние полки завалены старыми журналами, на остальных
фантастические книги смешались с реалистической прозой, ранние вестерны
Брайена Гарфильда мирно соседствовали с "Исследованиями западных
территорий" Хьюберта Хэмптона. Поэзия Льюиса л'Амора лежала рядом с
великолепными рассказами Ричарда Мариуса. "Кровопийцы" и "Негодяи" Джея
Нэша и детективы Рэя Хогана, Арчи Джоселина, Макса Бранда, Эрнста
Хейкокса, ну и, конечно же, излюбленная Зейн Грэй.
На верхней полке лежали ее собственные книги, ровно тринадцать штук.
Двенадцать из них - вестерны, начиная с "Висячего города", изданного в
1975 году, и заканчивая "Долгой дорогой назад", датированной 1987 годом. В
сентябре выйдет новая книга - "Каньон Массэйкр". Да, вся ее писательская
карьера связана с этим местом. Вся... кроме самой первой книги.
Ее она и достала из шкафа, удивленно соображая, что как минимум лет
пять не прикасалась к ней. Как быстро летит время!
Эта книга отличалась от остальных. Сборник стихов, юношеская проба
пера. "Посвящается Джеймсу Гарднеру". Человеку, которому она собиралась
позвонить. Второму из трех любовников в ее жизни и единственному, который
мог довести ее до оргазма. Хотя, конечно, это не имеет никакого значения.
Или почти никакого. Или ей кажется, что никакого. Или ей кажется, что ей
кажется. Или что-то еще в этом роде. Все равно это давно в прошлом.
Захлопнув книгу, она небрежно бросила ее назад на полку. Плохие
стихи. Только одно стихотворение получилось удачным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104