Гвидион тихо висел на лампе, зацепившись коготками, и смотрел на сложнейшую химическую формулу, появляющуюся из-под руки Змейка на пергаменте. Но не имея привычки подолгу висеть вниз головой, а главное – не вполне свыкшись с особенностями своих лап, он постарался посильнее вцепиться в бронзовую завитушку, отчего тут же оборвался и шмякнулся на стол.
– Лапы летучих мышей устроены таким образом, – ровным тоном сказал Змейк, не глядя подбирая его со стола и подвешивая обратно на лампу, – что захват происходит в расслабленном состоянии. Напряжение, напротив, нужно для того, чтобы отпустить предмет, за который держишься.
Гвидион повис, сложив кожаные крылья, и постарался висеть расслабленно, опасаясь, как бы снова не шмякнуться и не вывести учителя из себя. Наконец Змейк закончил писать, встал, одним взмахом руки вернул ему обычный облик и проводил до двери.
Вскоре после этого у Змейка состоялся разговор с Финтаном.
– Объясните, коллега, почему, когда вы экзаменуете первый курс, ученики залетают ко мне в окна не в своем виде? – холодно осведомился Змейк.
– Ну, это естественно, – вскинулся Финтан. – Когда человек пребывает в облике летучей мыши, ему нужно где-то летать.
– Я не заметил, чтобы данный ученик обуян был страстью к полету, – бросил Змейк еще холоднее. – И потом, сейчас мы говорим не о потребностях учеников. Я мог быть серьезно занят, мог частично отсутствовать, мог быть не один, наконец!.. Почему мне на голову должны сыпаться первокурсники в виде сколопендр, ящериц и попугайчиков?
Профессор Финтан, чтобы прекратить этот неприятный для него разговор, извинился и поспешно отправился собирать по школе учеников, не превратившихся в самих себя до девяти вечера – им пора было к профессору Мэлдуну на астрономию. Через четверть часа его можно было видеть пытающимся выманить из норки пятнистую крысу со словами: «Ну что вы, Афарви, я не собираюсь вас ругать. Ну и что такого? – ну, не сдали, бывает».
* * *
…Тарквиний Змейк изловил всячески пытающегося улизнуть Мерлина на верхней галерее Южной четверти, твердо взял его за локоть, подвел к перилам и показал вниз.
– Инспекция может приехать со дня на день, – сказал он. – И на что же упадет ее взгляд? На Диона Хризостома, неисправимого киника. Вон он во дворе льет вино в фонтан, вызывающе провозглашая, что оно не более способно изменить и улучшить состав воды, чем образованные книжники, влившись в общую массу невежд в этом мире, способны улучшить человечество. Так зачем учиться? – спрашивает он, и посмотрите, какую толпу он уже собрал.
Действительно, Дион делал именно то, что описал Змейк, причем вокруг него собралась группка учеников и последователей, да и посмотреть на это зрелище сбежались многие.
– О Боже, Тарквиний, – сказал Мерлин, отмахиваясь от Змейка обеими руками, – пойдите превратите эту воду в вино или сделайте еще что-нибудь, что мне, вас учить, что ли? Примите вызов.
– Хорошо, – зловеще сказал Тарквиний. – Но приготовьте свежий, чистый и сухой хитон.
Заслышав, что речь пошла о хозяйственной части, со всех сторон набежали хлебопечки и вопросительно воззрились на Мерлина.
– Да, – сказал Мерлин, подтверждая требование Змейка. – Хитон, пожалуйста. С виноградной лозой и меандром по краю.
Тарквиний Змейк сбежал по лестнице, мгновенно очутился во дворе и еще с расстояния простер вперед руку, отчего софиста швырнуло в фонтан, где он поднял тучу брызг. Собравшиеся вокруг студенты отскочили: их всех промочило насквозь.
– Вот какой эффект может произвести всего лишь один софист, попавший в фонтан, – пояснил Змейк. – Достоинство и сила людей образованных в этом мире не в их плотности на душу населения, но в тех концентрических кругах, которые от них расходятся.
Дион Хризостом в фонтане уже встал на ноги и, нисколько не обидевшись, весело и беззлобно обратился к Змейку, отжимая волосы:
Хоть и не скажешь, мой друг, что тобой разбит я всухую,
Мокрый весь, признаю я пораженье свое.
И облачившись в поданный хлебопечками белый хитон с виноградной лозой и меандром по краю, он важно направился к себе в башню, сопровождаемый когортой учеников. Тарквиний Змейк сказал ему вслед энглин:
Мне свидетель сам Аполлон:
Если впредь будут штучки эти,
То на первом же педсовете
Вы из школы пойдете вон.

* * *
По коридору кометой пронесся Мэлдун в арабской накидке и сунул в руки Керидвен какой-то конверт, сказав только: «Вам письмо от вашего прадедушки».
– От какого прадедушки? Как от прадедушки? – завопила совершенно растерявшаяся Керидвен. – Э! Как? Он же странствует неизвестно где!
– Я встретил его в пустыне Руб-эль-Хали, – сказал Мэлдун, – и в беседе упомянул, что знаю одного человека из его рода. Он дает там свой адрес, – и Мэлдун, искрясь, испарился.
Керидвен распечатала письмо и долго вчитывалась в него, шевеля губами.
– Уф-ф-ф… Со мной вышел на связь прадедушка Кледвин, сын… сын… Махрета. Это наконец наш шанс снять со всей семьи ужасный позор! От того, что я отвечу, зависит доброе имя нашего рода. Нужно расстараться. Итак: «Кузнец сделал два таких фонаря, у Кинвора был такой же», – забормотала Керидвен. – Но здесь нет обратного адреса! – воскликнула она наконец. – Мэлдун, Мэлдун… где же Мэлдун?
Она взлетела на башню Невенхир и подскочила к Мэлдуну, который как раз разматывал какую-то линялую тряпку и отдирал ее от раны.
– Давайте я помогу, – предложила Керидвен. – Зачем же заматывать рану такой… негигиеничной тряпкой?
– Зато на этой тряпке, – мрачно сказал Мэлдун, – написана сура Корана. Должно было помочь.
– Какой ужас!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137