* * *
Гвидион пришел на кухню, чтобы перехватить чего-нибудь на ужин, а также воспользоваться одним из больших кухонных очагов и подогреть химическое вещество, которое у него никак не растворялось и пока что пребывало в виде кристаллов, но раствор которого, между тем, уже завтра нужно было сдавать Змейку.
На кухне у очага грелся турбуленциум хоррибиле. Он закипал при довольно низкой температуре, поэтому он подползал поближе к очагу, закипал и, явно наслаждаясь, отползал. Он одобрительно посмотрел на Гвидиона, державшего колбу с нерастворенными кристаллами, подвинулся и дал место у очага. От нагревания кристаллы тоже не растворились, и Гвидион призадумался. Он ел многослойный бутерброд, который сунули ему сердобольные хлебопечки, и размышлял. Видимо, при каких-то условиях эти кристаллы растворялись, иначе Змейк не дал бы этого в качестве домашней лабораторной работы, но на выявление этих условий у него оставалось очень мало времени. Он плюнул в колбу, но кристаллы не растворились.
* * *
Гвидион все еще задумчиво сидел в кухне у очага с надкушенным бутербродом и колбой в руке, как вдруг за дверями раздались торопливые голоса. На кухню вошла комиссия в черном, сопровождаемая Морганом-ап-Керригом. Видимо, инспекторы все же пожелали осмотреть подсобные помещения и попробовать то, чем кормят учащихся.
Хлебопечки засуетились с половниками и поварешками у котлов и быстро-быстро составили для лорда Бассета на одной большой тарелке миниатюрный прообраз школьного завтрака, обеда и ужина одновременно: чайная ложка каши, листик салата, на нем – пирожок с наперсток, уменьшенная порция жаркого, нанизанного на лучинку вместо вертела, лосось длиной с мизинец и так далее. Там была даже копия многослойного бутерброда, доедаемого Гвидионом, уменьшенная в двенадцать раз.
Лорд, скривившись, посмотрел на тарелку.
– Так, – сказал он. – Ну что ж… э-э… Может быть, кто-нибудь это попробует? – обернулся он к своим приближенным.
Обескураженные хлебопечки поднесли свою тарелку другим членам комиссии. Те также не проявили энтузиазма.
– Но это же очень вкусно, – улыбнулся Морган-ап-Керриг, отодвигая тяжелый старинный стул и жестом приглашая лорда Бладхаунда присаживаться.
Лорд вялым взмахом руки отклонил это предложение и прошелся по кухне, оглядывая огромные очаги, котлы, пучки трав, связки лука и чеснока и висящие по стенам медные тазы для варки варенья.
Потом его внимание привлек турбуленциум хоррибиле. Лорд подошел, тронул его носком ботинка, присмотрелся, наклонившись, и спросил:
– А почему не вытерли лужу?
Лорд Бассет либо слишком резко выразился, либо слишком низко наклонился, потому что после этих слов турбуленциум прилип ему к носу. Теперь только Гвидион в полной мере понял смысл названия этого вещества. Турбуленций действительно доставлял множество хлопот и был ужасен. Он тянулся за лордом Бассетом повсюду, и не просто, а с чавканьем. Когда наконец Морган-ап-Керриг поймал мечущегося по кухне лорда и отлепил от его носа вещество со словами: «Извините, не волнуйтесь, это пудинг, это всего-навсего пудинг», – лорд Бассет проговорил слабым голосом:
– На мой взгляд, этот пудинг исключительно не удался, – и, окинув всех испепеляющим взором, удалился.
Едва за комиссией закрылась дверь, Гвидион начал дико хохотать. Он раскачивался, сидя на корточках у очага, и исходил приступами смеха. Вдруг он увидел, что кристаллы в стоящей перед ним колбе начали растворяться. Кристаллы, данные Змейком, растворялись от смеха.
…В тот же вечер лорд Бассет-Бладхаунд набросал карандашом в дневнике: «Покрытие кухонных котлов производит впечатление позолоты. Однако общее антисанитарное состояние помещения бросается в глаза». «И вцепляется в нос», – добавил бы Гвидион, если бы мог прочесть эту запись.
* * *
После встречи с веществом лорд Джеффри Спенсер Бассет-Бладхаунд только и искал, к чему бы придраться; однако никто не мог предполагать, откуда грянет гром. В пятницу наутро инспекция зашла на первый курс на один из самых невинных предметов – валлийскую литературу. Мак Кархи, чтобы не раздражать высокую комиссию, мысленно отмел таких эксцентричных бардов, как Лливарх Хен и Анейрин, и выбрал темой урока совершенно классический текст – «Битву деревьев», полагая, что к этому придраться будет трудно. Удар грома последовал незамедлительно. Мак Кархи попросил Афарви, сына Кентигерна, напомнить всем пятую часть поэмы. Класс запротестовал было, говоря, что они и сами прекрасно ее знают. Мак Кархи пресек протесты. Афарви встал и с выражением начал:
Ни матери, ни отца не ведал я при рожденье,
Но создан был волшебством из форм девяти элементов;
Стараньем великих магов я смог на свет появиться:
Эврис, Эурон и Модрон трудились, чтоб я родился…
Сидевший рядом с лордом Бассетом пастор в воротничке нервно заерзал.
Меня оживил Гвидион, коснувшись волшебным жезлом,
Мат, сын Матонви, придал мне нынешний вид и облик,
И сам взволновался Господь, увидев мое рожденье:
Ведь создан я магами был еще до творенья мира.
Английский пастор начал раздуваться.
Я жил и помню, когда из хаоса мир явился,
О барды, я вам спою, чего язык не расскажет,
Народы рождались, и гибли, и вновь восставали из праха,
Всегда мое славилось имя, всегда мое слово ценилось.
Пастор в воротничке раздулся уже до таких размеров, с которыми трудно было не считаться. Мак Кархи беспокойно переводил взгляд с одного английского лица на другое, пытаясь понять, что же именно вызывает неудовольствие – сама декламация или качество перевода.
– Кто это такой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137