если по новым нормам это необходимо, мы заведем, – заверил ее Ллевелис, прижимая руку к сердцу. – А дрова для камина есть, что очень обидно, потому что тем, у кого не хватает в холодную пору дров для камина, профессор Лютгарда одалживает свои носки, а вот нам, к сожалению, не светит.
– Одалживает свои носки? – переспросила Пандора Клатч. – Как это понимать?
– Ох! – сказал Ллевелис, состроив глазки. – Я сейчас, сейчас! Я одолжу такой носок у Дилана, у него есть, он, конечно, даст, и покажу вам!..
Меньше чем через минуту Ллевелис вернулся с носком. Это был прекрасный носок из исландской шерсти, с широкой полосой орнамента по краю, теплый, пушистый, с искусно вывязанной пяткой. Ллевелис быстренько влез в него, чтобы было совсем уж понятно, как и для чего он служит.
– Что за странная фантазия вязать спальные мешки в форме носков! – фыркнула Пандора Клатч.
– Да нет же, это никакой не мешок, – удрученный непонятливостью комиссии, втолковывал Ллевелис. – Это и есть собственный носок Лютгарды!
– Но тогда Лютгарда… – начала Пандора и замерла, грозно поводя носом.
– Ну конечно! – радостно закричал Ллевелис. – Она в эту комнату не пройдет!
– Это несусветная чушь, – сказала Пандора. – Кого вы думаете этим обмануть? Где эта Лютгарда?
– Профессор Лютгарда сейчас в отъезде, – сказал Ллевелис. – Но если хотите… – он радостно подмигнул, – подождите еще, я знаю, где взять ее гребень!
Через десять минут Ллевелис, тяжело дыша, втащил в комнату огромный деревянный гребень для волос, вырезанный из березы, искусно отполированный, со звериными головками на концах. Он поставил его зубцами вниз, и изделие заслонило собой весь камин.
– Вот. Профессор Лютгарда случайно забыла его в зале педсовета.
Пандора внимательно осмотрела гребень и вынуждена была признать, что это действительно гребень, а не борона, как она предположила вначале, поскольку Ллевелис живо указал ей на то, что здесь некуда впрягать лошадей.
После этого Пандора удалилась, мрачно бормоча, что все это еще требует проверки.
* * *
– Сегодня мы знакомимся с генеалогической классификацией драконов, – объявил доктор Зигфрид. – Эту классификацию вы должны знать настолько, чтобы комар не мог точить об нее свой нос. Да.
И Зигфрид достал из сундука большой пожелтевший по краям лист с роскошной классификацией, похожей на родословное древо и украшенной миниатюрами с изображением драконов.
– Итак, прародители драконов, и затем – какие виды от кого произошли в процессе эволюции. Всем, кто относится по складу ума к группе D, это знать совершенно не обязательно. Более того, сейчас вам знакомство с этой классификацией повредит. Ваш склад ума требует обратной последовательности подачи материала. Поэтому я покажу вам ее в конце мая. Теперь вы не способны понять ее в полной мере. До свидания, – категорично сказал Зигфрид и вымел группу D за дверь.
Хлопая глазами от недоумения и возмущения, Ллевелис и еще трое ребят очутились перед закрытой дверью и мрачно разошлись восвояси.
…С некоторых пор Фингалл МакКольм ходил за доктором Зигфридом по пятам и искоса посматривал на то, что тот и как делает. Он сразу решил для себя, что занятия драконографией опасны и восхитительны, и смешки первокурсников, утверждавших, что объекта изучения – драконов – в действительности не существует, мало трогали его. Поскольку Зигфрид решительно пресекал всякие попытки втянуть его в беседу о существовании драконов, Фингалл со свойственной ему цепкостью и неустрашимостью вновь и вновь вступал в разговоры со старшекурсниками, терпеливо собирал обмолвки и недоговорки преподавателей и наконец составил себе полную и ясную картину ситуации.
По сведениям, скопившимся у Фингалла, дело обстояло следующим образом: из хранилища манускриптов вбок вела небольшая дверца, которую не всякий и не всегда мог найти. В конце июня, когда наступало время практики по драконографии и Зигфрид считал учеников первого курса достаточно подготовленными к встрече с драконами, он отпирал эту дверцу и отправлял их поодиночке вперед по коридору с одним только напутствием: использовать все свои знания. Что именно было в конце коридора, узнать Фингаллу не удалось. Известно было только, что одни возвращались оттуда чрезвычайно веселые и возбужденные и охотно, красочно, со множеством деталей описывали свою встречу с драконом. Таких доктор Зигфрид обычно отправлял на пересдачу. Редкие ученики возвращались оттуда мрачные, задумчивые и молча, не говоря ни слова, клали Зигфриду на стол письменную работу на двух-трех листах. У таких Зигфрид ничего больше не спрашивал.
…В ту же ночь все, кто относился к группе D, столкнулись носами в кабинете драконографии около сундука, в котором Зигфрид хранил классификацию. Всех их привела туда одна и та же причина: они, совершенно независимо друг от друга, изныли от любопытства. Дожидаться конца мая было выше их сил. Шикая друг на друга, они осторожно вытащили лист с классификацией, развернули, внимательно изучили ее, светя себе фонариками, и переписали в тетрадь.
Когда они начали перерисовывать драконов, отворилась внутренняя дверь, и в класс вошел Зигфрид, почему-то в кольчуге поверх ночной рубашки.
– А, – сказал он. – Это вы. Очень хорошо.
После этой зловещей фразы кто-то стал сбивчиво извиняться.
– Очень хорошо, – повторил Зигфрид. – Теперь я могу быть спокоен. Людей вашего склада ума ничто так не привлекает, как запрет и тайна. Я сделал все от меня зависящее, чтобы вы отнеслись к этой классификации с подобающим вниманием. И я рад видеть, что вы нашли к ней подход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137