Аманда играла очень хорошо. Случалось, что после ужина, перед сном, мы играли в слова. Больше всего мне нравились анаграммы. Каждый из нас по очереди предлагал два-три коротких слова, из которых остальные должны были составить одно длинное.
Но радостных моментов в моей жизни было мало. Изо дня в день я маялась от безделья. Всю свою жизнь я просыпалась и знала, какую работу нужно сделать, чтобы не голодать. Сейчас ничего этого не было. Я спросила миссис Грешем, могу ли заниматься уборкой или помогать на кухне. И получила резкий отказ.
– Хорошо ли, плохо ли, но по желанию мистера Грешема тебя привезли сюда как члена семьи, – твердо, но с сожалением сказала она, – а барышни не должны пачкать руки лакейской работой, Люси.
Оказалось, что барышням можно играть в теннис. Это было прилично. В саду натягивали сетку. Специальной площадки не было. Мы просто кидали мяч друг другу. Мне нравился теннис, но и здесь не обошлось без неприятностей. Эмили играла, стоя на одном месте. Она не предпринимала никаких попыток достать мяч, если он не пролетал рядом, и громко жаловалась, если мяч летел мимо. Аманда ходила изящными быстрыми шажками и вскрикивала от возбуждения всякий раз, когда ей удавалось перебросить мяч через сетку. Но меня миссис Грешем застала, когда я, зажав подол в руке, выставив колени на всеобщее обозрение, бегала как угорелая. Я забыла, что я не в миссии. Я прослушала очередную лекцию о том, как должна себя вести.
Разрешалось ездить на велосипеде. У Аманды и Эмили были велосипеды. Они иногда ездили по деревенским дорожкам. Я научилась ездить в саду на велосипеде Аманды, который она мне великодушно одолжила. На это ушло несколько часов. Мне хотелось поездить одной по окрестностям, но миссис Грешем не разрешила. Я думаю, она боялась, что я еще чего-нибудь натворю и снова опозорю семью, если вырвусь из-под ее бдительного ока.
Эдмунд приезжал из города на каждый уик-энд. Он почти со мной не разговаривал, но в его отношении ко мне не было презрения. Мне он казался человеком холодным. Но у него было чувство справедливости. Может быть, потому, что он был юристом?
Если сравнить мою жизнь в «Высоких зарослях» с той, которой я жила до этого, то, наверное, будет непонятно, почему я была несчастна. Ведь это грешно: теперь я была сыта, красиво одета; у меня были все мыслимые и немыслимые удобства; у меня не было никакой ответственности ни за что. Но по ночам я думала: «Как я проживу те недели, месяцы, годы, что ждут меня впереди?» Я жила среди людей, которым была не нужна. Да и не любили они меня, за исключением Аманды. Прежде во мне нуждались, меня любили – вот чего мне не хватало.
В середине июля мистер Грешем неожиданно утратил интерес к нашим ежедневным попыткам найти с помощью дедукции «наследство Грешемов», как он говорил. Я не удивилась: мы так ничего и не добились, а Аманда меня предупредила, что ее отец – человек, быстро увлекающийся и быстро остывающий. Аманда рассказала, что мистер Грешем постоянно ищет способ, как быстро разбогатеть, но еще не довел ни одного своего плана до конца. Ящики с рассадой были останками последнего плана – создания смеси химических веществ с песком, которая бы позволила выращивать растения в пустыне.
Я уже узнала, что и Грешемам, и Фолконам нужно восстанавливать свое состояние. Это было постоянной темой для разговоров. Сначала мне трудно было в это поверить, но со временем я поняла, что мистер Грешем живет за счет личной собственности. Это значит, что он не зарабатывает денег, а его капитал постепенно сокращается, потому что ежегодно часть средств идет на жизнь семьи. То же самое можно было сказать и о Фолконах. Правда, по словам Грешемов, муж и жена Фолкон попусту тратили деньги на своих лондонских друзей. Да и сами проводили много времени в столице среди художников, писателей и актеров.
Я не могла помочь мистеру Грешему. Местонахождение сокровища оставалось тайной. А это усугубляло чувство неловкости, которое я постоянно испытывала. Я была лишним ртом и ничего не могла предложить взамен. Когда я думала о том, какое я доставила им разочарование, я понимала, что при сложившихся обстоятельствах Грешемы были со мной гораздо любезнее, чем я того заслуживала. Как бы мне хотелось, чтобы мистер Грешем никогда не посылал за мной в Китай!
Однажды ночью, в конце июля, я внезапно проснулась. Меня что-то разбудило. В комнате было абсолютно темно, я никак не могла определить, который час. Мне показалось, что еще очень рано. Что-то меня беспокоило… да, сейчас совершенно темно, но, когда я проснулась, я увидела бледное пятно на потолке. Пятно исчезло, как только я зашевелилась.
Я чувствовала едва уловимый, знакомый запах и тут же стремительно села: я поняла, что в комнате кто-то есть.
– Аманда! – прошептала я. – Это ты?
Ответа не было. Я узнала запах. Так пахла карбидная лампа. У Аманды и Эмили были такие на велосипедах, хотя они никогда не выезжали за пределы имения после наступления темноты. Вглядываясь в темноту, я увидела тоненький изогнутый лучик света, промелькнувший в воздухе. По телу поползли мурашки.
Это не лампа от велосипеда, это фонарь с затвором, потайной фонарь. Кто пробрался в мою комнату с потайным фонарем в такое время?
Заскрипела половица. Я прикусила губу, затаив дыхание, и вспомнила о происшествии в темной каюте, когда меня схватили и чуть не задушили. Странно, но мне даже не пришло в голову позвать на помощь. Может быть, за последний год жизни в миссии я привыкла к тому, что мне не к кому обратиться, какая бы опасность мне ни угрожала.
Мне показалось, что лучик света, не толще волоска, сдвинулся с места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107