Ударил пятнадцати-
градусный мороз, но прошлой ночью Волга поднялась еще на четыре сантиметра. Видно, не так-то просто сковать ее льдом.
Лодка пружинисто рассекает ледяную крошку, по бокам подобие воронок оставляют весла. Узкая цепочка следов обрывается метрах в пяти, дальше взгляд не в состоянии отметить даже темные лохматые сосны, что в начале пути отражались в реке, как в зеркале. Сейчас месяц зашел за тучи, но по времени пора бы уже и причалить, хотя правый берег пока не просматривается
даже в контурах. Неожиданно прямо по носу встают широкие лучи вражеских прожекторов, похожие на гигантские раскаленные клинки. Тотчас неподалеку вздымаются султаны водяных брызг. Обстрел ведется неприцельно, наугад, но кто знает, где разорвется очередная мина... Офицер связи Иван Данилов опускает весла и ложится на деревянное дно. Неуправляемая лодка легко колышется на светлых волнах. Ее подгоняет лишь течение реки. Наконец, густая темень вновь скрывает все вокруг. Лейте-
нант смотрит на стрелку компаса, разворачивается и, стараясь как можно круче ставить весла, гребет что есть сил.
Какой день он курсирует с одного берега на другой? Утомительная эта работа и опасная. Конечно, проще всего воспользоваться радиостанцией —вон сколько их в дивизии. Но всегда подстерегает опасение: а вдруг радиограмму перехватит противник. Тут нужны связные. Вчера замкомдив, выслушав доклад Данилова, похвалил: «Удивительно цепкая у вас память, товарищ лейтенант». А сегодня, провожая на новое задание, напутствовал: «Не перепутайте ориентиры, Данилов. Никак вам нельзя попасть в лапы врага».
От размышлений Данилова отрывают знакомые звуки. Тройка «У-2» рокочет над самой головой. «Продукты питания и боеприпасы»,— догадывается лейтенант.— Не промахнулись бы». А самолеты, приглушив моторы, пикируют и сбрасывают бомбы на оборону противника. По ярким вспышкам взрывов Данилов определяет расстояние до берега — метров сто, не больше. Почти в створе с лодкой в небо взмывают две зеленые ракеты. «Значит, направление выдержал и по времени успел»,— спешит грести Данилов, заметив условный сигнал с места причала. Теперь он кажется себе огромной птицей с сильными крыльями.
— Заждались, Иван, сын Евграфов,— поспешно хватает лодку старшина 1-й статьи Авруткин. Затасканный противогаз сползает ему на руки, он откидывает его на спину, грузно упирается каблуками сапог в грунт. Оставшись за командира взвода связи, Авруткин ведет переговоры с левым берегом по радио. Лично приняв шифровку, теперь с радостью встречает Данилова.— Какие новости?
— Писем-сегодня мало. Тебе, как всегда, еще пишут, Миша.
— Спасибо и на этом, друг. А закурить найдется?
— Перекур будет позже. Сейчас к полковнику проводи.
Едва Данилов скрывается в блиндаже полковника Горохова, как оттуда выскакивает низкорослый сержант, и, усмотрев среди бойцов Михаила Авруткина, передает приказание — срочно собрать на НП командиров всех подразделений.
В ту ночь никому так и не удается сомкнуть глаз: времени на подготовку к наступлению в обрез. Утро выдается пасмурное. Туман сменяется снегопадом. Но непогода не сдерживает людей. Они заканчивают последние приготовления к предстоящей атаке. После короткого митинга, на котором был зачитан приказ-обращение Военного совета Сталинградского фронта к защитникам города, повсюду в траншеях слышатся горячие заверения: столкнем фашиста!
— Почти месяц в городе, а не продвинулись и на сотню метров,— горько сетует комбат Нароенко.
— Зато ведь ни шагу не уступили врагу! — заключает лейтенант Данилов.
Разговор накатывается, как речная волна.
— Не забыть бы... Передай в штаб дивизии и полка, тут ведь каждый дом на двоих: вверху — наши, на первом этаже — немцы. В одной траншее помещаемся: на левом фланге — противник, на правом — мы. И наоборот. Настороженность врага — предельная, в тыл к нему не проникнуть... И еще одно: здесь, в Сталинграде, наступают не перебежками, как нас учили, а цепью. Понимаешь, одним прыжком передвигается все отделение, взвод, рота. Быстро сближаемся с противником и тем самым уменьшаем наши потери... Ты передай, там поймут и оценят эту тактическую новинку...— Капитан Нароенко смолкает, трет зубами тонкие бескровные губы.
Данилов ежится и неожиданно делает для себя одно открытие: стены блиндажа покрыты шипами инея. Из темного неосвещенного угла, отгороженного куском грязно-серого брезента, продырявленного в нескольких местах, доносятся стоны раненых. Это те, кто отказался эвакуироваться на левый берег. Они ждут своего выздоровления, чтобы снова вступить в бой.
От группы полковника Горохова в первом эшелоне наступает третий батальон 1051-го стрелкового полка. Его командир — капитан Нароенко — на фронте не новичок, участник обороны Полтавы и Харькова. Правда, здесь, в Сталинграде, понятие «уличные бои» приобретает иной оттенок. Улиц как таковых нет. На правом фланге торчит коричневая труба, далее каким-то чудом держится обломок стены с пустыми глазницами вместо окон; от него метров на двадцать тянется колючая проволока. А перед фронтом и на левом фланге — высятся груды битого кирпича вместо проезжей части дороги,
что значится на карте города. И эту вот местность надо вырвать у врага любой ценой.
Иным кажется, что бой — это все равно, как футбольный матч по радио: игроков не видишь и не представляешь, где в данный момент находится мяч. Но это на футбольном поле. Там, если ты не переиграл соперника,— терпишь поражение. Здесь, не упредив врага,— расстанешься с жизнью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93