— Переименовали двадцатого октября. Нас от Молочной отделяют десятки населенных пунктов: Тома-шовка, Гавриловка, Догмаровка, Верхние Торгаи... Теперь вот на Цюрупинск нацелены.
Затем поясняет задачу 264-го гвардейского стрелкового полка. Еникеев уже знаком с обстановкой и успел убедиться, что перед участком их наступления противник занимает оборону в районе Саги; плохо, что артиллерия врага пристреляна как раз к дороге на хутор. За истекшие сутки полк переместился вперед еще на семь километров. Такой темп продвижения намечен р на эту ночь. Удастся ли его выдержать?
Перед рассветом при подходе к хутору роты развертываются в боевой порядок: встречено охранение противника. После непродолжительной перестрелки заслон отходит на заранее подготовленную укрепленную позицию. Потому-то атака с ходу успеха не приносит.
— Придется окапываться,— распоряжение это командир дивизии отдает после долгого раздумья.— Вернусь в штадив, напишу письменный приказ.
— Разберусь во всем и прибуду с докладом,— заверяет Еникеев.
— Признаться, ожидал большего от встречи с полком. Куда же это годится: в ротах нет и четверти боекомплекта, кухни безнадежно отстали, новобранцы еще не опробовали оружие...
«И когда комдив успел все это прощупать? Адъютанта с ним вроде нет»,— строит догадки Еникеев, а вслух говорит:
— Коль раньше устранить эти недостатки не успели —гвардии майор Еникеев постарается навести порядок... Любой конь в упряжке везет.
Тымчик не спеша урезонивает:
— Тех, кто в упряжке не тянет, подстегивают.— И сам слегка улыбается. Ничего обидного в эти слова он не вкладывает. Да и Еникеев умеет понимать шутку. «Глаз у него хозяйский, неторопливость крестьянская. Воля есть, упорство. Жажда знаний, личная храбрость. Вытянет полк»,—думает о нем Кирилл Яковлевич.
Прощаясь с комдивом, Еникеев предлагает создать усиленную штурмовую группу, которая могла бы наседать на хвост противнику.
— Вот и считайте - любую свою роту такой группой,— решает Кирилл Яковлевич.
Последующие дни мелькают, как в калейдоскопе. К утру 2 ноября полностью освобождена легендарная Каховка. Бои за нее носили исключительно ожесточенный характер. Сказывалось наличие переправы, которая использовалась гитлеровцами для отвода войск на правый берег Днепра. Наши подразделения и части проявили необыкновенное мужество и упорство, сокрушая вражеские заслоны. Еще 31 октября 4-я гвардейская механизированная бригада (передовой отряд 2-й гвардейской армии) и передовые отряды 3, 87 и 49-й гвардейских стрелковых дивизий во взаимодействии с 5-м гвардейским кавалерийским корпусом ворвались
в Каховку. Однако противник, срочно перебросив сюда свежие части из Крыма, провел ряд сильных контратак и потеснил наши подразделения.Тем не менее удержать Каховку ему не удалось.
В тот же день, 2 ноября, 87-я гвардейская заняла населенные пункты Подовое, юго-западную окраину Новой Маячки и продвинулась к Великим Копаням. На очереди встал Цюрупинск.
Командование немецко-фашистских войск вовсе не спешило оставлять этот город. Как и в Каховке, здесь имелась переправа через Днепр, удержать которую, как показали пленные, было приказано во что бы то ни «тало.
Гвардии полковник Тымчик это почувствовал сразу, как только части дивизии пошли в наступление. Враг сопротивлялся всеми силами и средствами. И все же утром 4 ноября 87-я гвардейская вступает в Цюрупинск. Удар оказывается настолько стремительным, что неприятель не успевает, как он это обычно делал, поджечь строения. Более того: в панике бросает склады с продовольствием, боеприпасами, оставляет орудия и шестиствольные минометы.
В дельте Конки, в кустах ивняка, замаскирована полковая батарея Винокурова. Доставили ее сюда местные жители. Скрепили два рыбацких баркаса бревнами и на таком судне иссиня-черной ночью по рукавам реки переправили сначала одно орудие, затем, по отдельности, три остальных. Болотистый грунт не дал возможности окопаться; вместо землянок пришлось ставить загородки из пустых снарядных ящиков. Их прикрыли дерном и ветками ивняка. Печи в них не установишь, но от ветра они укрывают.
Появление орудий в плавнях — неприятный сюрприз для противника. До этого немцы чувствовали себя в Херсоне в полной безопасности. К элеватору, расположенному у самого берега Днепра, ритмично, один, за другим подавались составы под загрузку пшеницей. Отсюда их отправляли в Германию. Не трудно себе представить состояние офицеров артиллерийской разведки, обосновавшихся в полузатопленной барже непо-
далеку от элеватора. В голосе Василия Карпушинского металлический скрежет:
— Кобылянский, вы меня слышите? По элеватору... Первыми же выстрелами поврежден маневровый
паровоз. Затем летят щепки от вагонов. Огневой налет настолько неожиданный для фашистов, что они не успевают засечь местоположение батареи.
Несколько дней в районе элеватора будто все вымерло. Но вот ночью разведчики вновь слышат сопение паровоза, лязг буферов. Артиллеристы Винокурова без особого труда опять накрывают своим огнем любителей чужого добра. Теперь элеватор для оккупантов становится чем-то вроде ларчика с драгоценностями, ключи к которому потеряны...
Уже несколько часов кряду землю осыпает колючий дождь. Тут впору бы разжечь костры, обсушиться солдатам. Но из уст гвардии старшего лейтенанта Сои-на, прибывшего из батальона, срывается совсем иная фраза:
— Братцы, да вы устроились, как у тещи в гостях. Навстречу ему, с усилием разминая застывшие ноги, идет щуплый офицер.
— Батарея... смирно! — Кобылянский с трудом выговаривает слова;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93