Но что говорить: он был прав!— Что же с ней произошло? — поинтересовался он.— Она стала покорной рабыней.— Чьей рабыней?— Раска из Трева.— Так говоришь, ей все-таки не удалось от него убежать?— Не удалось, хозяин!— И что — она любит его?— Любит, хозяин! — Я потянулась к нему губами. — Любит отчаянно, до самозабвения!— Занятные вещи ты рассказываешь, рабыня. Интересно только, откуда тебе самой это известно.Голова у меня покоилась у него на локте. Я держала в руках его ладонь и прижималась к ней щекой.— Вы позволите мне говорить, хозяин? — продолжала я игру.— Говори, — царственным кивком соблаговолил он дать свое высочайшее позволение.— Я должна говорить правду?— Только правду. Иначе тебя накажут плетьми и заточат в железный ящик. — В его голосе неожиданно зазвучал металл.Я была поражена. Внезапно я поняла, что, несмотря на всю игривость прежних фраз, если я сейчас солгу, он, вполне возможно, действительно накажет меня плетьми и, чего доброго, снова бросит в ненавистный мне железный ящик. Он был настоящим горианином — хозяином, повелителем. Я всецело зависела от его милости.Но если я до такой степени ощущала себя подвластной ему, то, вероятно, я сама вручила ему право распоряжаться моей свободой, моей жизнью. Я была его собственностью, и у меня не было ни малейшего желания понести наказание от его рук. Единственное, чего мне хотелось, это доставить ему удовольствие.Кроме того, я сознавала себя его рабыней, а рабыня обязана говорить правду своему хозяину и не скрывать от него своих чувств.Я смело посмотрела ему в глаза.— Вам самому хорошо известно, кого любит рабыня Эли-нор, — ответила я.— Тогда тем более скажи мне об этом, — настаивал он.— Она любит своего хозяина, Раска из Трева!— Меня то есть?— Вас, хозяин! Конечно, вас!— А кто же она такая, эта Эли-нор?— Это я, хозяин! Я люблю вас! Люблю!Он наклонился и подарил мне легкий поцелуй.— Значит, она покорена мною? — старался продлить он удовольствие.— Покорена, хозяин! И ждет не дождется, когда вы снова захотите ее покорить.Он прижался губами к моим губам в долгом сладостном поцелуе.Я застонала. Счастливые слезы покатились у меня по щекам.Забрезжил рассвет. Лагерь начал просыпаться. Где-то далеко слышался голос Юты, созывающей своих девушек и дающей им указания на день. Со взлетной площадки доносились крики тарнов. На кухне загремели медными тазами и чашками. Кое-где вспыхнули первые костры.— В твоем танце, — заговорил Раск после долгого молчания, — мне показалось, я заметил не только высокомерное презрение, но и кое-что еще.— Вы правы, — ответила я, осыпая его поцелуями.Теперь и я осознавала, что уже с первых мгновений моего танца на посыпанной песком площадке перед воинами у костра мое тело, не подвластное сознанию, каждой своей клеточкой, каждым движением выражало любовь к моему повелителю, сжигающее меня желание и готовность воспринять его объятия.В те секунды, когда я стремилась выплеснуть в своем танце переполнявшую меня ненависть, гордость и презрение, я непроизвольно, подсознательно, не отдавая в том себе отчета, просила моего повелителя подарить мне свою любовь и ласку.Он почувствовал это и призвал меня в свой шатер.И вот я лежу у него на плече и прислушиваюсь к первым звукам просыпающегося лагеря. Он нежно убирает волосы с моего лица, а я плотнее прижимаюсь к его руке щекой.— Тебе пора возвращаться к своей работе, невольница, — говорит он.— Да, хозяин, — шепчу я.Из кожаной сумки на своем поясе он вытаскивает ключ и открывает замок, удерживающий цепи у меня на ноге.Мы поднимаемся с земли, и он набрасывает мне на плечи свой плащ.— Иди в барак, — говорит он, — и надень рабочую тунику.Я чувствую, как он постепенно отдаляется от меня.Я опускаюсь перед ним на колени и протягиваю к нему руки, скрещенные в запястьях, словно для того, чтобы он надел на них невольничьи цепи. Он стоит надо мной и ласково смотрит на меня.— Я у ваших ног, хозяин, — произношу я ритуальную фразу, выражающую чувства покоренной невольницы к своему повелителю.— Я вижу, — с нежностью говорит он.— Я люблю вас! — кричу я и непроизвольно склоняю голову к его ногам. Слезы ручьем катятся у меня по щекам. — Не продавайте меня, — бормочу я сквозь захлестывающие меня рыдания. — Не продавайте! Оставьте меня для себя! Оставьте навсегда!Мне даже страшно себе представить, что меня могут разлучить с этим человеком. Это равносильно тому, что вырвать сердце у меня из груди. Сама мысль о такой возможности приносит мне невыносимые страдания. Меня переполняет безумный страх. Я наконец начинаю понимать весь ужас, всю трагедию невольничьей жизни: каждый неверный шаг может разлучить девушку-невольницу с ее возлюбленным. А что, если я не дала ему всего, на что он рассчитывал?— Пожалуйста, не продавайте меня! — просит бедная рабыня. — Я сделаю для вас все, что могу. Я научусь! Я научусь всему! Я сделаю все, что вы пожелаете! Не продавайте меня, хозяин. Я люблю вас! Люблю! — Я стараюсь выдавить из себя слабую улыбку и снова тяну к нему руки, словно для того, чтобы он опутал их цепями. — Я у ваших ног, хозяин! — бормочу я сквозь слезы.— Неужели гордая Эли-нор просит, чтобы я оставил ее у себя рабыней? — усмехнулся он.— Да, я прошу вас! — кричу я. — Умоляю!— Иди работай! — смеется он.Я вскакиваю на ноги и снова утопаю в его объятиях. Губы наши сливаются в бесконечно долгом поцелуе.— Я люблю вас, хозяин, — шепчу я, чувствуя, как сердце у меня наполняется беспредельной радостью.Он тоже не может расстаться со мной. Мы снова опускаемся на траву.Плащ уже давно промок от покрывающей землю росы, но ни он, ни я этого не замечаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138