Каждую среду, - на следующий день после визита рыбного
торговца, - в Гонтc-Годстоуне к завтраку всегда подавалась
селедка. Для Шутьки это событие превращало среду в "красный
день календаря", от которого велся отсчет недели. Не было
селедки, не было и среды. В итоге весь календарь у нее сбился,
как если бы Шутька была священником, у которого отняли
воскресенье.
Сегодня как раз и была среда, и Шутька проснулась рано. Ей
приснился мусорный ящик, доверху забитый похожими на гребешки
селедочными скелетиками, - сзади у каждого оставался хвост,
смахивающий на пропеллер игрушечного аэроплана, а спереди -
золотистая головка с выпученными глазами и обиженным ротиком.
Шутька проснулась, еще ощущая божественный запах, и подумала:
"Лишь это вспомните, узнав, что я убита: стал некий уголок,
средь моря, на чужбине, навек селедкою".
Детям-то что, - они молоды и легко приспосабливаются к
новизне. Так или иначе, а они, несмотря на опасность их
положения, обжились на острове, словно и впрямь приехали сюда
на каникулы. Они плескались в дивном океане или изучали чудеса
машинного зала, казавшиеся Никки нескончаемыми, пока
добродушные техники болтали о футбольном тотализаторе, за
которым следили по радио. Шутька же, в отличие от них,
приближалась к преклонному по собачьим меркам возрасту. Ей
недоставало не одной только селедки, но и многого другого, к
чему привязываются пожилые люди, - собственного кресла, в
котором так приятно посидеть у огня, закадычных друзей, вроде
принадлежавшего Герцогине сеттера Шерри, и даже кухонной кошки.
Она не испытывала удовольствия от перемены обстановки, от
чужеземных островов, на которых и кролика-то не найдешь, все
сплошь какие-то птицы, которые к тому же жутко больно кусаются.
Нос вот ободрали. Ее томило неопределенное подозрение, что в
любую минуту кто-то может выскочить неизвестно откуда и
спихнуть ее в море. Подобная перспектива приводила ее,
приверженную принципу личного выживания, в негодование. И
селедки днем с огнем не сыщешь. Нет даже травы, - нечего
пожевать, когда хочешь, чтобы тебя стошнило. Шаткость бытия и
отсутствие домашних удобств начинали окрашивать в мрачные тона
ее представления о человеческой надежности, каковые и прежде-то
не были особенно розовыми во всем, что не касалось близнецов.
Шутька прошлась вдоль койки Джуди и тронула лапой глаз
девочки, чтобы та проснулась. Шутька твердо знала, что когда
человек не спит, глаза у него открыты, и этот прием, простой,
как нажатие на рычаг игорного автомата, уже не раз доказал свою
действенность.
- Шутька!
Было около четырех утра, когда они, спотыкаясь и протирая
слипающиеся глаза, выбрались на воздух, решив, что Шутьке
необходимо сделать свои дела, - в чем она совсем не нуждалась.
Уже вставало солнце. Или еще не вставало? В этих широтах
краткая летняя ночь завершалась столь протяжной зарей, что
уловить точный миг восхода было трудно.
Дети стояли посреди безветренного утреннего покоя, еще
немного дрогнущие в ночных рубашках после теплых постелей, а
опаловое, млечное, молчаливое море, - день ожидался жаркий, и
на большой земле сейчас, наверное, висел росный туман, - море
перетекало в бесцветное небо, не отделенное от него какой-либо
чертой. Постепенно, покамест Шутька бездельно топталась вокруг,
а морские птицы, уже занятые делом, хотя, быть может, и
несколько сонные, слетали к морю, чтобы выловить рыбу, едва
уловимые тона кармина и желтого кадмия, нежные и мягкие, как
оперение на голубиной шее, проступили в призрачном храме
рассвета. Солнце, которому еще предстояло набраться свирепости,
мирно всплывало над дымкой зари. Океанские птицы, совершенно
как обитательницы английских лесов, заголосили, кто во что
горазд. В Гонтс-Годстоуне пение птиц на заре порой пульсировало
звучащими волнами, словно кто-то остервенело терзал концертину,
зажимая пальцем кнопку, не дающую нотам звучать. Здесь, в море,
шум стоял, словно на празднике в сумасшедшем доме.
- Как приятно просыпаться.
Она намеренно не добавила "раньше других". Она имела в виду
не то, что сегодня восход принадлежал только им, - просто ее
охватило чувство, что живым быть лучше, чем мертвым.
- Шутька мошенничает. Пойдем, посмотрим, не найдется ли чего
на завтрак.
В большой белой кухне было пусто и прибрано. Без людей она
жила своей тайной жизнью, - как и каждую ночь, когда они
уходили спать.
Близнецы нашли в холодильнике фруктовый сок, а на полках -
жестянки с молоком, овсяными хлопьями и кофе. Шутька прямо с
порога мрачно принюхалась, убеждаясь в отсутствии любимого
деликатеса. Она, пожалуй, могла бы, подобно людям
восемнадцатого века, взволнованным переменами в календаре,
маршировать с плакатом: "Верните нам наши одиннадцать дней
(селедку)". Прогресс не вызывал у нее одобрения.
Окончательно пробужденный приятным теплом и утренним
ароматом кофе, Никки сказал:
- Если человек подарил тебе поющий кувшинчик, это еще не
значит, что его словам можно верить.
- Он говорил правду. Все совпадает с тем, что рассказывал
мистер Фринтон.
- Коли на то пошло, почему мы должны верить мистеру
Фринтону? Может, они сговорились.
- Ты-то ему веришь?
- Ну, пожалуй что да.
- Вот видишь.
- Я все-таки не думаю, что люди начинают убивать один
другого оттого, что они... ну, вроде как не одобряют принципов
друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66