А теперь…
Теперь удалось-таки подковырнуть, уцепиться, потащить на себя.
Лицо. Виданное прошедшей ночью лицо Кудлая, обезображенное огромнейшим синяком. Синяком, которым, по Яромировым же словам, наградил пакостного щенка сам Яромир. Синяком не менее чем двухдневной давности.
Все оказалось простого проще. Действительно, выискивая виновника бед общины, следовало сперва уразуметь, кому от тех бед выйдет наибольшая польза. Только нужно было еще держать в голове, что пользой одного может оказаться вред для другого. Нужно было обо всем догадаться еще прошлой ночью, в граде, стоя над ямой с упокойником-подменышем…
«Уж ты прости мне, Ковадло, за недогадливость, за злобу мою недавнюю! Впрочем… Может, покуда рано прощенья просить: есть же еще и дубинка с набалдашенным на нее железом»…
Да, удалось-таки подковырнуть занозинку, уцепить, потянуть. Только потянулось за нею на свет Хорсов такое, что любому, даже бывалому во всяческих былях мужику-воину, впору обеспамятовать…
А Ковадле вовсе невдомек, что вдруг содеялось с Мечником. Будто омертвел бывалый во всяческих былях воин, будто бы вот-вот обеспамятует. Даже при этаком свете видать, как побелел; шею вытянул (не ровен час заметят!); дышит, будто сом на березе; пальцы чуть ли не по самые костяшки умудрился вогнать в земляночную кровлю…
Лишь после того, как перепуганный кователь третий раз пихнул его кулаком в панцирный бок, Кудеслав наконец вспомнил, где он нынче, для чего и зачем. Переведя дух, он еще раз взглянул на охоронников, на землянки…
Да, все было действительно именно так, как показалось еще оттуда, от подножья холма. Дерном выложены лишь те скаты земляночных кровель, которые смотрят наружу, — это чтоб сторонний наблюдатель, мельком глянув на холм, не углядел бы примет людского жилья.
А сторожа, сидящая у костра, видит вокруг себя кровли из прочных жердей да наваленного на них хвойного лапника — для теплоты, значит; вроде как травяные и камышовые кровли многих градских изб. И еще видит она, сторожа, узкие зевы земляночных входов, похожих на звериные норы, и из нор этих доносится приглушенный пологами разноголосый сладостный храп (это хорошо, что доносится, — поди, конопатит охоронничьи уши).
Да, зевы узки: одному лезть, без спешки — и то употеть. А лапник сухой, давний. Вот и ладно.
Мечник обернулся к Ковадлу, мотнул бородой — все, мол, уходим.
Ушли.
Хвала богам — незаметно ушли.
Но не далеко.
Соскользнули с холма, вновь укрылись все под той же елью, и Кудеслав, отворотившись от склона и прикрыв рот ладонями, прокричал филином дважды, потом единожды, потом опять дважды — в общем, как было условлено.
На холме возле костра завозились, ругнулись невнятно (только и понять было, что ругнулись, а как, на каком языке даже — леший разберет); потом хриплый насмешливый голос пробасил невнятно:
— Эко тя пробирает! Пугатькала — и того упужался, ажио порты взмокрели…
Снова неразборчивое бормотание — видать, «упужавшийся» пробует оправдаться. Интересно, что за люди такие? Вроде и похожего языка, а все же не от Вятка… Или неближние… Ладно, пес с ними. Об этом еще гадать, что ли? Главное, обоих можно будет спрашивать по-вятичски и вятичским ухом понимать их ответы. Обоих. Но тот, который старше, должен бы больше знать.
Не дожидаясь, покуда соберутся все, Кудеслав притянул вплотную к себе Ковадла и появившегося в числе самых первых Белоконя. Притянул и зашептал:
— Нужно от охоронников избавиться. Староватого, что с битой мордой, я сам заберу, живьем. А ты, кователь, второго порешить сможешь? Чтоб и не пискнул?
Званов наперсник в ответ кивнул и тут же тихонько ойкнул: ударился виском о закраину Мечникова шлема.
Мечник собрался было вразумлять его, как да что делать с охоронником, но Ковадло прошипел ему в ухо:
— Как ты на пожилого-то кинешься, я своему камень в голову брошу. Ладно получится?
— Ладно. Только гляди у меня! Ежели что…
Кователь лишь плечами пожал.
— Может, я вместо него? — предложил Белоконь, но Кудеслав стиснул пальцами волхвово плечо:
— Нет уж. Тебе и тут дело: вели мужикам охватить холм облавой, и как засветится наверху, бейте тех, которые станут выбегать. Понял? Только озаботься, чтоб еще хоть одного бы живьем…
— Что засветится? — спросил волхв.
— Увидишь, — нетерпеливо ответствовал Мечник. — Ну все. Пошли, кователь! И гляди, гляди у меня!
Снова вершина холма, снова приглушенный храп из черных земляночных нор и отсветы Хорсова оберегательного огня, мечущиеся по сумрачным лицам стражей.
Не дремлют стражи. Позевывают в кулаки, то и дело принимаются злобно тереть глаза, однако же не поддаются сонливости. И оружье у каждого наготове, под правой рукой: у одного рогатина, у другого короткое копье-дрот — это как раз у пожилого. С понятием мужик. Коли внезапно набросятся, да еще не издали, таким копьецом куда ловчей отбиваться, чем топором или той же рогатиной.
Ничего, небось не успеет.
Мечник кивнул кователю, и они беплотными тенями с двух сторон обогнули кровлю землянки.
В тот же миг Кудеслав забыл обо всем, кроме сидящего к нему боком пожилого охоронника.
Ноги властно и зло отшвырнули от себя землю, распластав бронное Мечниково тело в длинном прыжке; правая ладонь с лету накрыла губы и нос намеченной жертвы, не давая ей ни вздохнуть, ни крикнуть; пальцы левой руки впились в толстый волосатый затылок…
В следующее мгновение, уже услыхав, как негромко и сухо хрустнула голова второго стража под Ковадловым камнем, Мечник дернул головой, метя налобником шлема в макушку схваченного человека. Тот обмяк, запрокинулся навзничь, валя на себя не торопящегося ослаблять хватку напастьника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130