Кто?
Правда, ежели верить Лисовину (а с чего бы это вдруг не поверить названому родителю?), камыш был выжжен еще до приезда в Яромирову общину Толстого с Волком. Так что ж? К примеру, Белоконь вон еще с зимы знал о появлении у Грозы дальних нехороших гостей. Значит, могли знать и другие. Причем от самих же гостей. Дознались же как-то Огнелюб с Чернобаем о том, когда и куда приходить на беседу с уплывающими восвояси послами «старейшины над старейшинами»!
Так что вот она, главная причина Мечниковой ненависти к Кудлаю: слюнявый пащенок по чьему-то наущению заставил Кудеслава сделать глупость, глупость, унесшую жизнь многих родовичей.
По чьему-то наущению… А наущавший-то, похоже, знал Мечника, будто ошкуренного. Привычки его знал. Угадывал наперед, как железноголовый Урман станет хитрить и чего может заопасаться.
Кто бы это мог быть? Зван, который способен предвидеть, что Кудеслав вскорости потеряет меч? Раз Ковадло открылся в этом, значит, Огнелюб уверен; а раз Огнелюб уверен, значит, так и случится: слободской голова за свою безмерно долгую жизнь ошибался считанные разы.
Или Кудлаев наущатель — Волк? Мечника-то он в ту пору еще и в глаза не видывал, зато легко мог угадать, как станет хитрить и чего может заопасаться умелый воин…
Э, чего гадать попусту?
Чего, спрашивается, гадать, если обо всем можно дознаться от сопливого голоусого пащенка, суетящегося возле костра? Всего-навсего три прыжка, и вот он — ответ на все вопросы!
В три прыжка не получилось: Кудлай искоса следил за Мечником и в последний миг вознамерился было улепетнуть. Ну, не три, так пять прыжков — велика ли разница?
Кудеслав загнал явно осознающего все свои немалые провинности гаденыша в угол, образованный стенами поставленных почти что вплотную друг к дружке срубов. Принадлежали эти срубы, видать, разным хозяевам, а потому меж ними оставался узкий — не шире ладони — зазор (был бы хозяин один, не стал бы он утомляться постройкой лишней стены).
Мгновенье-другое Мечник с удовольствием наблюдал за судорожными попытками Кудлая втиснуться в узехонькую щель. Рядом весело скалился подоспевший Яромир — похоже, его одинаково забавляли и Мечникова ярость, и смертный испуг щенка.
— Да брось его, не марайся, — сказал общинный старейшина, видя, что Кудеслав, наскучив быть праздным созерцателем, готовится помочь трепыхающемуся парню увесистым пинком в оттопыренный зад. — Я уж вразумлял его. Глянь вон, какая у него теперь рожа умная стала!
Услыхав Яромиров голос, Кудлай перестал дергаться и оглянулся. По его лицу пробежались отсветы кострового пламени, и Мечник сразу увидел следы старейшинского доброго вразумления: левую щеку и скулу парня подмял под себя огромный кровоподтек. Черный такой, налитой, вздувшийся, — поди, вразумление состоялось дня два назад.
Тем временем Кудлай, явно в надежде на Яромирово заступничество, принялся торопливо бормотать, заслоняясь ладонями и все еще пытаясь вжаться спиною в щель:
— Я не буду!.. Больше никогда, чтоб мне… меня… Искупил ведь… Я же для всехнего блага, я общине же!.. Не тронь меня; божескими именами прошу: не тронь!!! — вдруг завизжал он, углядев какое-то Мечниково движение (сам Мечник, между прочим, воображал, что стоит вовсе бездвижно).
Яромир было захохотал, но тут же обеими руками зажал себе рот и оглянулся на спящих.
А Кудеслав вглядывался в обезображенное кровоподтеком и ужасом лицо парня. Внимательно вглядывался, с этаким нехорошим прищуром, пугавшим Кудлая хуже любых угроз.
— Значит, о племени радел? — спросил наконец Мечник, и голос его был под стать взгляду. — Для общинной пользы трудился? Значит, это ты у нас теперь об общине первый радетель? Я небось за делами своими никчемными сход пропустил, который назначил тебя на родовое главенство, а? Или это вот он, — кивок в сторону ухмыляющегося Яромира, — велел тебе мокшан-рыболовов убить? — Кудеслав приступил чуть ближе, и парень тихонько взвыл. — А камыш на мыске, где родовичей наших погубили, кто тебе пожечь присоветовал?! Ну, говори! Тоже, быть может, старейшина — для общинного блага?! Говори, стервь!
Сквозь Кудлаевы подвывания прорезалось нечто членораздельное:
— Ста-старейш… ина… он просил… Н-не надо!..
— Да брось ты его, — брезгливо сказал Яромир. — Других, что ли, дел мало? А ты… — это уже Кудлаю, — ты учти: мне ведь недосуг всякий раз меж ним и тобой объявляться. Тебе бы погулять где-нибудь подалее деньков с полдесятка, покудова он не охолонет маленько…
Он говорил что-то еще в том же духе, а сам, ухватив Мечника за руку, начал потихоньку оттаскивать его прочь. Да еще локтем в бок пихался — дескать, ну его совсем. Не марайся. Плюнь.
И Кудеслав в конце концов плюнул. Плюнул на запуганного до полусмерти щенка (стыдно сказать, но от злости даже не попал, куда метил) и дал увести себя прочь. В самом деле, не убивать же трусливого гаденыша второй раз! То ему, гаденышу, получится многовато чести. Да и того ли стоит этот паскудник, чтоб из-за него воину гореть живьем? Он же хоть и паскудник, а все ж сородич; и свидетелем убийству будет сам Яромир — тут уж провину не замолчишь-скроешь, как в прошлый раз… Ну его к хряку, пащенка.
Помнится, старейшина говорил, будто у них тут впрямь имеется какая-то новость, уже показать собирался, а в последний миг этого сопляка леший некстати под руку подвернул…
В суетливых отсветах костра общинная изба временами различалась ненамного хуже, чем ясным днем; временами же прикидывалась какой-то затаившейся жутью. Тесаные бревна чельной, обернутой к площади стены внезапно теряли неподвижность; глазу, утомленному шевелением теней да бликов, мерещилось невесть что:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130