Кажется, сами парни тоже поняли это. Во всяком случае, с наступлением сумерек их задор быстро пошел на убыль. Ну так и нечего зря толочься на виду у приезжих да зря держать ворота открытыми (опять-таки на виду у приезжих — какая-то умная голова додумалась еще и костер запалить чуть ли не в самом проеме). Кудеслав встал, потянулся с громким беспечным зевком, рассеянно глянул на небо, на отражающиеся в реке звезды, а потом вразвалочку отправился к градским воротам.
Некоторое время пришлось растранжирить на то, чтобы заставить ночных охоронников загасить костер, который те намеревались поддерживать всю ночь, сбрасывая в него хворост с верхушки тына. Яромир сдержал обещание назначить в ночную охорону лучников умелых — а следовательно, пожилых. Каждый из них годился Кудеславу в отцы, а потому без спора не обошлось. Мечник чуть не утратил самообладание. Больно уж вздорной казалась ему необходимость втолковывать кряжистым мужикам с рябыми от седины бородами очевиднейшие вещи: что хищный человек резко отличен повадкой от хищного зверя; что охоронники своим костром лишь сами себя слепят, а больше от него никакого проку… Спасибо, хоть бывший меж сторожами Велимир почти сразу взял Кудеславову сторону — оказывается, это лестно, когда твой сын (пускай и названый) затыкает за опояску твоих же сверстников (если, конечно, вместе со сверстниками за сыновой опояской не оказываешься и ты).
Потом пришлось тратить время на молодых. Видя, что даже бывалые седые охотники в конце концов признали над собою верх Мечника, парни передумали расходиться по избам. Сбившись в кучку да миг-другой пошептавшись о чем-то, они вытолкнули ближе к Кудеславу одного с предложением этой же ночью напасть на приезжих. Чтоб, стало быть, научить «разряженного, словно девка на выданье, облома почтению к нашему голове». Вот уж тут Мечник сорвался:
— На плечах у вас пни трухлявые, а в задницах шилья — так, что ли? — Кудеслав не слишком повысил голос, но парень мигом шарахнулся от него, вдавливаясь спиной в плотную кучку приятелей. — Своевольничать вздумали? Обидели чужие старейшину или нет — то лишь сам старейшина решить может! Велит он мне — пойду да проучу (только не с этакими сопливыми дурнями); не велит — пальцем не двину! Обиды они высматривают! А ваше самовольство не обида родовому главе? Так, может, прежде всего надобно вас самих научить почтению к старшим?!
Он хотел добавить еще кой-чего, но не успел. В этот раз все пожилые охоронники оказались на его стороне; только они были гораздо опытнее в усмирении молодых строптивцев, а потому, не расходуя лишних слов, прогнали парней тумаками.
Когда Мечнику удалось наконец подняться на тын, оказалось, что возле причальных мостков многое успело перемениться.
Приезжие зажгли еще три костра. Костры эти горели ярким высоким пламенем (куда там первому чахлому костерку!), причем горели они не рядом со станом гостей, а на изрядном отлете. Стан тонул в потемках; подобраться же к челну или к шатру, минуя полосу света, можно было разве что вплавь. Вот так-то. Либо потихоньку разбирают да жгут причальные мостки (вряд ли — это уж было бы чересчур), либо пустили в костры весла и части челна (тем более вряд ли), либо…
Либо привезли с собою запас дров.
Собираясь в гости, заранее знали, что поссорятся с хозяевами?
Или при любом исходе не хотели ночевать в граде?
Что этак, что так — одно и то же.
Костры приезжих горели всю ночь. И всю ночь то возле огня, то на мостках, то у самой воды мелькал их охранник — при копье, в железном шлеме и кудлатом меховом плаще.
Мечник не понял, один ли страж всю ночь пробродил вокруг стана гостей, или Волковы дружинники сменяли друг друга. Зато в краткие мгновенья, когда норовивший держаться в темноте охранник вынужден был все-таки подходить к кострам (поправлять да подбрасывать дрова), Кудеслав сумел разглядеть более важные вещи.
Шлем у стража был с наглазниками, наушниками и назатыльником. А один раз, когда охоронник нагнулся к огню, между раздвинувшимися полами плаща блеснула его рука, от плеча до запястья одетая плетением железных колец.
И у хазар, и у драчливых урманов даже среди опытнейших дружинников подобные шлемы и длиннорукавые кольчуги — редкость. Так что же, «старейшина над старейшинами всех вятичских родов» снаряжает своих ратников лучше, чем хазарский каган да скандийские ярлы? Или эти вот челновые не просто дружинники, а отборнейшие из отборнейших? Вторая догадка больше похожа на правду.
Значит, получается так: гости не верят общине и загодя готовились к худшему.
Стало быть, и община верить им не должна.
Когда оксамитовая чернота ночного неба подернулась предрассветной бледностью, настил градского частокола вдруг зашелся пронзительным жалобным скрипом. Кое-кто из общинной сторожи, приладившейся было вздремнуть (чего ж всем-то мучиться — Кудеслав небось поднимет, ежели что!..), едва не свалился с заходившего ходуном трухлявого жердяного плетения. Мечник, безотрывно следивший за стоянкой приезжих, отвалился от зубчатой верхушки тына и мимо воли схватился за оружие. Нет, клинок он все-таки не оголил, опомнился: если бы это и впрямь было нападение Волковых дружинников, то единственное, что удалось бы расслышать, — хруст собственной гортани под острием чьего-то ножа.
Оглянувшись и увидав поблизости смутно белеющую впотьмах огромную кряжистую фигуру, Кудеслав про себя нехорошо помянул Белоконя — спал бы себе, так нет же, неймется ему…
«Про себя» не помогло. С обычной своей доброжелательностью (бывало, впрочем, что от этой доброжелательности хоть в землю зарывайся, хоть подранком кричи) волхв сказал негромко:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130