На обрыв не всюду вскарабкаешься, да и ждали бы там; другой берег ровный, голый, пока до опушки добежишь, стрелами переколют… еще и камыш отчего-то выжжен. Так надо было мне самому все обнюхать прежде, чем остальных допускать в протоку? Молчишь? Тогда такое скажи: помнишь, Волк обмолвился про нашу свару с мордвой? Ах, помнишь… А помнишь, как он, уходя, сказал Яромиру: будет, мол, во мне какая надобность — только позови? Так вот: боюсь я, он решил мокшу на нас натравить — чтоб мы его о подмоге попросили и через то приняли бы над собой руку его родителя.
Велимир растерянно хлопал глазами: — Да как же он мордву сможет натравить? Думаешь, сговор у них?
— Какой там сговор! Вот, к примеру, убей нынче кого из наших стрела мокшанской работы — ты б небось десятка два мокшан положил и только потом вспомнил, что мордовские стрелы не только из мордовских же луков вылетать могут. А всего скорее и не задумался бы ты вовсе. И не только ты. Думаешь, мордва при случае иначе себя поведет?
Велимир шибко чесал затылок:
— Ну, пускай даже так… Волку-то какая с того корысть? Однажды мы уже с мордвой совладали безо всякой подмоги, сами. С чего ж бы это теперь?..
Кудеслав вновь уставился на речные волны.
— Скажи, я часто хвастаю? — спросил он неожиданно. — А цену себе я правильно понимаю? — Да вроде да… — Так вот, слушай: кабы не я, кабы старики мне в запрошлом году волю не дали (надо сказать, что поздновато они спохватились, но уж и на том благодарствую), мокша бы нас с костями да со шкурой сжевала. Община только и взяла, что моим уменьем да опытом. А так… Мокшан и числом поболее нашего, и живут они кучно. А у нас пока град слободским о помощи докричится, уж и нужда в той помощи пропадет с градом вместе.
— Но ведь ты… — Велимир оставил в покое затылок и принялся теребить бороду. — Но ведь ты-то у нас по-прежнему есть…
Мечник нехорошо осклабился:
— Покуда есть. Только ведь с человеком знаешь как иной раз выходит: вот он живехонек, плывет себе, к примеру, по реке на лодочке, а потом пустяковина какая-нибудь случится — хоть та же мокшанская стрела свистнет из береговых кустов, — и нет человека. В общем, так… — Он прогнал с лица ухмылку и остро глянул Лисовину в глаза. — Ежели бы мы плыли, как всегда плаваем, то у мордовского городища нам показаться к будущему полудню. Они небось тоже нашу повадку знают (не хуже, чем ты гусиную-лебединую);, понимают, что тронемся мы в путь с раннего утречка, чтоб светлое время не терять, а потому, если ждут для нехорошего, то ждут каждый день о полуденной поре. И уж коль скора нам их засаду все одно не миновать (ежели она есть, конечно), то, по крайней мере, хочу я свалиться им на голову внезапно и в самый для них неудобный миг — еще до рассвета, когда самый сон. Не знаю я, ждут ли они нас, и где ждут — тоже не знаю, может, и не возле града своего; а только делаю ту малую малость, которую могу. Посему будем мы до полуночи отдыхать, а в полночь снимемся и поплывет дальше. И хоть ты глазами на меня сверкай, хоть спорь, хоть ругайся, а будет, как я сказал. Чем бульшую хитрость умыслил ворог, тем больше пользы повести себя не так, как он ожидает. Согласен?
— Ну, быть по-твоему. — Велимир пожал плечами. — А те двое, которых ты на обрыв в кусты отослал, — зачем это?
— Будут следить за тем берегом. Мало ли что… Вечером двое других пойдут им на замену… — нарочито спокойно произнес Мечник и вдруг не сдержался, выкрикнул с сердцем: — И прошу тебя, очень я тебя прошу: пока не вернемся (да помогут нам в этом Род, Ящер речной, Навьи и духи-охранители), избавь ты меня от этих стариковских поучений! «Так люди делают, этак люди не делают…». Хватит уже того, что послушался вас с Яромиром, не взял с собою охоронных собак. Как бы они сейчас были кстати, как кстати!
— Да ты подумай, сколько бы с ними в пути было, мороки! Ведь отродясь не брали…
— Не больше мороки, чем с иными людьми! — оборвал Кудеслав возмущенную Велимирову скороговорку. — Кудлая себе забери — ты его взял, ты и мыкайся. А мне в— гребцы Борсука отдай, Кощея или хоть Злобу.
— Ну хорошо… — Велимир снова пожал плечами и вдруг вытаращил на приемного сына покруглевшие испуганные глаза: — Стой-стой! Говоришь, отправимся в полночь? Так это что ж, мимо гиблой старицы плыть в самых потемках?-!
Мечник нехорошо усмехнулся:
— Что, русалья боишься? Или старушечьих побрехенек, что с прошлого лета по общине гуляют? «Люди вовсе без никакой головы…» — зло передразнил он кого-то. — Безголовых бояться нечего, ты лучше тех бойся, которые с головами!
Он отвернулся от Лисовина и, хрустя подошвами по обгорелым пенькам камышовых стеблей, отправился туда, где гомонили да перекликались обустраивающие ночлег родовичи и откуда уже тянуло легким дымком, сдобренным запахом вареного мяса.
Все-таки люди видели и слышали столько же, сколько и Мечник (даже о беседе Яромира, Белоконя да Кудеслава с приезжими чуть ли не следующим же утром знал весь град). Да, людям было известно многое, а потому до вечера Мечнику удалось обеспокоить кое-кого из спутников. Обеспокоить, но не встревожить. Они не понимали меры грозящей опасности, как несколько дней назад неспособны были уразуметь, до чего опасны Волк и его челновые (да их же всего-навсего восемь, что они могут-то супротив делов общины?!).
Что ж, хоть обеспокоились — и на том благодарность.
Именно из таких вот обеспокоившихся Мечник выбрал двоих на смену дозорным, оставленным на обрывистом берегу. Смененные клялись всеми богами, каких только могли припомнить, что берег безлюден и безопасен. У Кудеслава не было причин сомневаться в словах этих тертых, привычных к лесному скрадыванию мужиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130