В комнату заглянул Тихон.
– Барин, – сказал он, – тебя Архипка-парнишка кличет, говорит, что он уже съел.
Я не сразу понял, в чем дело. Потом вспомнил тинейджера, который привел меня в барский дом, и мое дурацкое задание. Можно ли сжевать резинку, я не знал, но, поверив Архипке на слово, достал из пачки две пластинки, одну отослал подростку, другую подарил за труды Тихону.
… Надеюсь, что если археологи грядущих веков найдут когда-нибудь, в культурном слое XVIII века обертки от жвачки, они смогут найти этому логическое объяснение…
Мне оставалось только ждать.
Я подошел к окну и посмотрел во двор.
Ничего интересного там не было.
В дальнем его конце, чтобы не мешать взрослым, играла стайка дворовых ребятишек. Несколько добродушного вида дворняг бежали по своим неотложным собачьим делам. Никаких событий и развлечений. Даже козел не дрался с дворовою собакой, как в поэме А. С. Пушкина «Граф Нулин».
Действительно, в деревне скучно, подумалось мне. Нужно или работать, или пить, а то просто одуреешь. Ни книг, ни телевизора. Выйти на прогулку я не мог из опасения столкнуться с толстым помещиком Петуховым. Есть и пить не хотелось. Смотреть в окно тем более. Я прилег на лавку и неожиданно для себя уснул.
Меня разбудил шорох. Я вскочил, как будто меня уличили в чем-то нехорошем.
В комнате все было по-прежнему. Я подошел к кровати. Аля не спала. Выглядела она много лучше, чем прежде, и даже чуть разрумянилась. «До чего же хороша, – подумал я, – ей бы чуть косметики, была бы настоящей красавицей»
– Что такое «кометики»? – вдруг спросила девушка.
– Что?! Ты что сказала?
– Я говорю, что за кометика такая, ну, чтобы красавицей быть.
Она отвела от меня взгляд и поправила лежащую поверх одеяла косу. Я, не находясь, что ответить, растеряно смотрел на нее.
«Что это еще за хреновина такая, неужели она понимает мысли?» – подумал я.
– Если это плохо, то я не буду, – скромно сказала, отводя взгляд, девушка.
– Погоди, детка, ты, что понимаешь, о чем я думаю?
– Не знаю, о чем ты. Ты же сам, барин, говоришь.
– Я не говорю, а размышляю, – произнес я про себя, – и прекрати называть меня барином, у меня имя есть. Меня зовут Алексей, для тебя я Алеша.
– Хорошо… Алеша, – после секундной запинки, ответила девушка.
– И еще я люблю тебя…
Этой мысли Аля не поняла, правда, по губам ее скользнула едва уловимая улыбка.
– Ты раньше так слышать умела? – спросил я. Аля отрицательно покачала головой. «Старухин дар, – догадался я, – похоже, теперь буду под глобальным контролем…»
– Расскажи мне про знахарку, что давеча приходила, – попросил я.
– Так про нее никто ничего не знает. Живет одна, у околицы. Говорят, с нечистым дружбу водит. Скот находит, когда потеряется, болезни лечит. Зовут ее бабка Ульяна. Так что такое кометика?
– Косметика, – поправил я, – это разные средства, чтобы женщинам быть красивее. Ну, там краски разные, для ресниц, например, чтобы они были пушистые и чтобы глаза казались большими и выразительными. Губная помада, ею губы красят.
– Для чего? – удивленно спросила Аля.
– Для красоты. Ею можно изменить форму губ, и потом она сама красивая, блестящая бывает, с блестками даже, разных цветов, к одежде чтобы цвет подходил, наверное, – начал я безнадежно запутываться в этом сложном вопросе. – Потом есть кремы всякие, чтобы кожа была нежная, духи для хорошего запаха, пудры…
– Это все у господ?
– Наверное, женщины всегда стремились быть красивыми.
– Вот счастливые, – не без зависти в голосе произнесла девушка.
Для тяжело больной она проявляла к предметам охмурения слишком большой интерес.
– А кремы что с кожей делают? – спросила Аля, незаметно убирая руки под одеяло.
Я понял, что коснулся такой серьезной темы, что отделаться общими фразами мне не удастся. Пришлось по мере моих более чем скромных способностей читать лекцию о разных косметических и парфюмерных средствах. К своему удивлению, я накопал в памяти десятки названий атрибутов женской неотразимости.
– Все это существует, – окончил я свой невразумительный рассказ, – только здесь этого не достать.
– Ты знаешь, барин, прости, Алеша, ты так все хорошо описал, что я это как будто вижу.
Было похоже на то, что она улавливает не только мысли, но и зрительные образы.
– Алечка, – спросил я, когда, наконец, кончился допрос с пристрастием о лосьонах и гелях, – ты раньше совсем не понимала, о чем люди думают?
– Не знаю, наверное, немножко понимала. Тебя сразу поняла, о чем ты думаешь, когда смотришь на меня, – сказала она и покраснела.
Я тоже, честно говоря, немного смутился. Хотя о чем может думать здоровый мужик, глядя на понравившуюся женщину? Не о Пунических же войнах.
– Послушай, – предложил я, – давай проведем эксперимент.
– Чего проведем?
– Опыт проведем. Попробуем проверить, как у тебя получается понимать мысли. Тихон! – позвал я слугу, шебаршившегося все это время в коридоре.
Тихон вошел в комнату.
– Чего изволите? – спросил он заискивающе вежливо.
– Приезжий барин еще не уехал?
– Никак нет-с. Выпивают-с.
Я сделал вид, что задумался и продержал его минуты три в комнате. Потом велел принести бутылку мадеры. Как только он вышел, я тут же спросил у Али:
– О чем он думал?
Она, не отвечая, полными слез глазами смотрела на меня.
– Господи, что случилось?
– Он, он… – только и смогла сказать девушка и горько расплакалась.
Я напоил ее клюквенным морсом и гладил по голове, бормоча абстрактные утешительные слова, уместные в любых случаях. Постепенно она успокоилась. У меня же на Тихона, посмевшего плохо думать об Але, начал расти большой зуб. Представить, что думают о женщинах в такой ситуации, было не очень сложно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91