Я помешал ей парить в империях и велел принести крестик.
– Какой крестик? – удивилась она, с повышенной честностью глядя мне в глаза
– Тот, который лежит в сундуке, завернутый в сарафан.
– А так это ты про барышнин крестик, – обрадовано воскликнула она. – А я-то, дура, и не поняла.
– И кольцо с камушком не забудь, – напомнил я. Бедная женщина дикими глазами посмотрела мимо меня, перекрестилась и бросилась бегом исполнять приказание. Аля рассмеялась.
– Видишь, как рождаются сказки? – спросил я. Мы с волнением ждали возвращения ключницы, перебрасываясь ничего не значащими фразами. Пелагия Ниловна довольно долго отсутствовала, видимо, переживая очередной удар судьбы. Наконец, она вернулась.
– Вот, барин, барышнины вещи, – сказала она совершенно трезвым голосом и положила передо мной на стол золотое кольцо с огромным изумрудом и резной крестик с инкрустированным эмалями Спасителем. Обе вещицы, без сомнения, были музейного уровня. Крест был непривычно удлинен и показался мне скорее католическим, чем православным.
Впрочем, я в таких вещах совсем не разбираюсь.
Аля сразу завладела кольцом, а я поднес крестик к окну и попытался его исследовать на предмет происхождения.
Работа ювелира была слишком тонка для моего зрения. Разобрать без лупы детали отделки оказалось невозможно.
С обратной стороны креста была выгравирована какая-то подпись. Мы с Алей поменялись изделиями. Кольцо было невероятно сложного плетения из червонного и зеленого золота с красивым изумрудом. Такие вещи не могли не иметь своей истории, и это вселяло надежду отследить владельцев.
У Али появлялся реальный шанс разыскать своих родственников.
Пока мы занимались украшениями, честная ключница тихо, по-английски покинула нас.
– Судя по этим вещам, ты из богатой семьи. Выходит, ты не крестьянка, а дворянка. Обратила внимание, как Пелагия тебя сразу начала «барышней» именовать?
– Но я же мужняя жена, значит, солдатка, – грустно сказала новоявленная барышня.
Я вспомнил, что, действительно, Аля, как замужняя женщина, попадала под юридический казус. В России социальное состояние женщин признавалось по состоянию мужа. Выходит, Леопольд Африканович, уходя из жизни, сделал ей последнюю подляну, выдав замуж за крепостного.
Я вспомнил оперетту «Холопка», как раз из времен Павла Петровича. Там, если кто не помнит, актриса вышлa замуж за побочного сына князя, оказавшегося по документам крепостным, и сама стала крепостной.
Кем является теперь Аля, я не знал. Формально же она вдова солдата. Сохраняет ли она крепостную зависимость от помещика, было неясно.
«А если я на ней женюсь»… – опрометчиво подумал я. Алевтина так и стрельнула в меня глазами.
Больше думать на эту тему в ее присутствии я не решился. Я знаю ее третий день, она, возможно, черт-те какая моя прабабка, а я размышляю о женитьбе! Такой прыти я от себя никак не ожидал. Аля, видимо, тоже. Разумеется, от меня. Во всяком случае, она тут же прекратила разговор и принялась сосредоточено рассматривать свои детские вещи.

Глава тринадцатая

Чтобы заполнить неловкую паузу, я позвал Тихона:
– Пойди узнай, приезжий барин уезжать не собирается?
– Томилинский, что ли? – уточнил он.
– У нас что, много гостей?
– Нет, они одни.
– Вот про него и узнай.
Тихон ушел и через минуту вернулся.
– Нет, не собираются.
– А не сказывали, долго он еще здесь пробудет?
– Вестимо, долго, он помирать собирается. Как, значит, помрет, тогда и уедут. А пока за попом послали.
– А твой барин где?
– Они в залах попа ждут.
Я надел поверх своей одежды парчовый халат Леопольда Африкановича, его же турецкую феску с кисточкой и отправился искать предка.
За большим столом в одиночестве сидел в дымину пьяный Антон Иванович и, подперев щеку ладонью, всхлипывал.
– Антон Иванович, что случилось?
– Да вот, Иван Иванович занедужил, скоро отойдет. Боюсь, и попа не дождется.
– Как «отойдет», он еще вчера здоров был.
– Вчера был, а нынче, помрет. Все мы под Богом ходим.
– А где он?
– Там, – он неопределенно указал пальцем вглубь дома. – Тишка, отведи барина к Иван Иванычу, царство ему небесное!
Тихон повел меня в гостевую комнату, где «отходил» Петухов. Она была похожа на мою комнату, с тем же минимумом мебели и огромной кроватью.
На этом смертном одре лежал очень тучный человек с посиневшим лицом и хрипел. Окна в комнате, несмотря на жаркую погоду, были закрыты, и в ней стоял тяжелый запах водочного перегара и нездорового кишечника.
Первым делом я распахнул окно, а потом подошел к больному. Он был весь в поту и задыхался. Я начал проверять пульс. У него была ярко выраженная тахикардия и, вероятно, очень высокое давление.
Кроме этого, и здесь я не ошибся в диагнозе, присутствовало обжорство и злоупотребление спиртным. Ему грозил, как говорили в старину, апоплексический удар или, как говорят теперь, гипертонический криз.
Спасать обжору нужно было в пожарном порядке. Я раздал приказания слугам и взялся за лечение. Больной, напуганный удушьем, болями, а, возможно, присутствием невесть откуда взявшегося турецкого доктора в феске, беспрекословно подчинялся всем моим варварским предписаниям.
Я вполне обошелся без магнезии и корвалола. Думаю, что не много найдется любителей испытать на себе такой метод лечения, поэтому опускаю все подробности.
Главное, что через час живой и счастливый помещик Петухов спал сном младенца, а я пошел на речку смывать с себя запахи его тленной плоти.
Вернувшись в дом, я застал Антона Ивановича в компании с местным священником, празднующих воскресение мертвого Лазаря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91