Оказалось, что замок пользуется у местных жителей дурной репутацией, и туда никто не ходит.
– Нечистое это место, – окончил свой рассказ портной, – народу там сгинуло до жути. Начальство дознание делало, ан, все попусту. Даже караул ставили, когда один чиновник из столицы пропал. Караул постоял, а потом и сам исчез. С тех пор никто к этому месту и близко не подходит.
– А чье это владение? – поинтересовался я.
– Бог его знает. Там, говорят, еще со времен государя Алексея Михалыча никто не живет. Как вы ноги оттуда унесли, ума не приложу…
О таинственном месте Котомкин говорил очень неохотно и все время крестился (или открещивался?). Мне было интересно узнать подробности, и я все-таки выпытал у него некоторые сведения.
Этот замок – самое древнее строение в округе, много старше самого Троицка. Возвел его какой-то забытый уже воевода, чтобы спрятать от царя награбленное на воеводстве имущество. Был такой в старину способ пополнять государеву казну: отзывали в Москву воевод, а по дороге их перехватывала царская дружина и экспроприировала экспроприированное. Тогда начал многомудрый чиновный народ искать способы сохранить свое кровно награбленное имущество и придумал устраивать разнообразные схроны.
Для такой цели и был, видимо, построен это острог или, по-другому, замок. Оставив в нем «нажитую» рухлядь и казну, под присмотром доверенного дьяка со стражею, воевода налегке отправился под государевы очи, да и сгинул с концами. То ли сам помер, то ли в опале пропал.
Дьяк завладел всеми ценностями и ни полушки не отдал воеводским сиротам.
Пошли слухи и разговоры. Новый воевода, прознав про дьяковы дела, предпринял против него розыск, но замок был уже пуст. С тех пор несколько раз бесхозное владение жаловалось разным чиновным людям, да так и не обрело хозяина.
Пока мы разговаривали, вернувшаяся хозяйка накрыла на стол. Я был совсем измочален и, наскоро перекусив, собрался ложиться. Аля, тоже не спавшая всю ночь, решила составить мне компанию.
День был воскресный, и вся семья портного с подмастерьями и учениками отправилась к заутрене. Мы остались в доме одни. Я сходил навестить Ивана, которого поселили в сенном сарае. Его накормили, он помылся и тоже собирался на боковую.
Когда я вернулся к себе, Аля была уже в постели. Ее одежда, аккуратно сложенная, лежала на лавке. Я знал весь ее скромный гардероб и тут же вычислил, что на себе она ничего не оставила. К месту вспомнилась польская фрашка под названием «Моя родословная».
Чтобы быть правильно понятым, приведу ее полностью:

Вначале был хаос,
лишь звезд охапка…
Затем – неизвестно,
зимой или летом повстречалась моя прапрапрабабка
с моим прапрапрадедом…..
Она просила:
«Не шали в ясный день,
при свете шалостей
не выношу я!»
Но он ко всем просьбам
был глух как пень…
От этого пня
происхожу я.

… Я начал медленно раздеваться. Аля, неплотно прикрыв глаза, наблюдала за мной. Когда я снял плавки, она все-таки отвернулась. Я потянул на себя простыню. Аля попыталась схватить ее за край, упустила и повернулась ко мне.
– Ой, Алешенька, что ты делаешь, а вдруг кто войдет… – лицемерно сказала она. – Ты же устал…
Я лег на нее и поймал еще что-то шепчущие губы. Аля начала задыхаться и с силой обхватила меня руками. Страсть вскипела мгновенно. На прелюдию у нас не хватило времени. Пережитые опасности и тревоги до предела обострили эмоции.
Она сама помогла войти в себя и подняла ноги, чтобы вобрать меня всего.
Потом началось нечто упоительное и бесстыдное, то, что в ночных телепрограммах называется «Эротические фантазии». Фантазий у нас было много, и все буйные и яростные. Мы терзали друг друга, спеша насытиться любовью, как будто кто-то пытался помешать нам.
Сильное, горячее женское тело изгибало не девчоночье любопытство, а неутоленная страсть взрослой одинокой женщины. Я сам впал в неистовство и не мог насытиться. Боязнь сделать ей больно исчезла. Але самой хотелось сладкой боли объятий и предельной близости. Выуживая из моей головы самые рискованные и откровенные мысли, она тут же воплощала их в реальность.
Меньше чем за полчаса мы вконец измучили друг друга и устроили небольшой антракт с нежностями и ласками.
– Я так испугалась, что никогда тебя больше не увижу, – словно оправдываясь, сказала она. – Я знаю, как ты мучился все эти ночи…
Меня опять захлестнула горячая волна нежности и желания, и я сдавил ее в объятиях…
Мы проспали до возвращения хозяев из церкви. Потом долго обедали, стараясь не притушить жгучего чувства, объединившего нас. Только после того, как Алю позвала Дуня, и она ушла, я взялся рассматривать свой вчерашний трофей.
Мой школьный историк, забавный одинокий старикан, был коллекционером холодного оружия, здорово повернутым на своем хобби. У него была изрядная коллекция старого русского булата, и о ней он мог говорить часами.
Самым лучшим способом сорвать его урок было задать «умный вопрос» о каком-нибудь кавказском или индийском булате.
Он тут же терял всякий интерес к теме занятий и закатывал нам часовую лекцию. Поэтому все мальчишки нашего класса немного разбирались в саблях, шашках, палашах, ятаганах.
Минимум два раза в год мы ходили на экскурсии в оружейную палату и, по возможности, на выставки холодного оружия. Так что кое-какое представление о клинках я имел.
Однако ничего подобного я никогда еще не только не держал в руках, но и не видел. То, что это очень дорогая вещь, ясно стало уже по отделке ножен и эфеса. Они были украшены тончайшей гравировкой, чеканкой, резьбой, самоцветными камнями, литыми и кованными из серебра и золота деталями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91