длинные шелковые панталончики, отделанные кружевами, и кружевную короткую рубашку из тонкого непрозрачного полотна, так что голыми оставались только руки и пятки. У княгини были русые растрепанные волосы и очень симпатичная фигурка с пухлой попкой.
Когда наконец прекратились всхлипывания, я поинтересовался:
– Хотите воды?
– А вы, правда, приехали из Петербурга? – спросила она и повернулась на спину
– Скорее, из Москвы.
– У нас здесь такая скука, – жалобно сказала княгиня и снова собралась заплакать.
У нее было миловидное простенькое личико с пухлыми губами и голубенькими глазками. Княгиню не портил даже зареванный фейс.
– Знаете что, – предложил я, с театральным восхищением глядя на нее, – давайте умоемся, приведем себя в порядок, а потом поболтаем, а то распухший носик нам не идет.
– Так вы, что, лечить меня не будете? – поинтересовалась княгиня, раздумав плакать.
– Если вы захотите, то я вас с удовольствием осмотрю и обследую, – сказал я весьма игривым, многообещающим тоном и выразительно на нее посмотрел.
Княгиня хихикнула и кокетливо посмотрела на меня. Я позвал ее камеристок и велел помочь барыне умыться. Пока генеральшу приводили в порядок, я присоединился к ожидающему за порогом мужу.
– Ну, что, доктор? – с тревогой спросил генерал,
– Еще не знаю, требуется тщательный осмотр. Надеюсь, что смогу помочь.
– Ох, дай-то Бог. Я уже не знаю, что делать. С ней почти каждый день такие припадки.
– После осмотра мы все обсудим, – бодрым тоном пообещал я.
Мы довольно долго проговорили с князем, пока дворовые девушки возились с хозяйкой, пожелавшей предстать передо мной во всем своем блеске.
Бедный старый муж, без памяти влюбленный в юную жену, не знал, что ему делать с ее расстроенными нервами. Ему не нравилось жить в столице, а жена совершенно не выносила провинциальной жизни. Редкие истерики, которые она закатывала в Петербурге, стали регулярными и многочасовыми, как только они приехали в Троицк. Обстоятельства не позволяли генералу вернуться в столицу (я заподозрил, что немилость императора), и жизнь для него превратилась в сущий ад.
Наконец камеристки довели госпожу до соответствующей кондиции, и я вернулся в спальню. Умытая, причесанная и заинтригованная княгиня ждала меня, лежа в эффектной позе, слегка прикрыв ноги покрывалом. Мне показалось, что она изображает Венеру, рожденную из пены.
– Ну, что же, приступим, – сказал я, садясь рядом с ней на постель. – Позвольте ручку, сударыня.
Она томно улыбнулась и поднесла руку к моим губам. Я поцеловал ее, и заодно прослушал пульс. С сердцем у княгини было все в порядке.
– Извольте снять рубашку, – попросил я.
– Доктор, это моветон, – игриво сказала юная дама, отталкивая мою руку. – Мне конфузно…
– Ну, что же, если это вас смущает, разденьтесь под покрывалом, – предложил я.
– А если войдет муж? – предусмотрительно спросила генеральша.
– Я же ваш врач, – успокоил я скромницу, – притом вас не будет видно.
Идея княгине понравилась, и она, забыв попросить меня отвернуться, быстро сняла с себя не только рубашку, но и панталоны. После чего, не забывая принимать грациозные позы, укрылась легким шелковым покрывалом.
Я приступил к обследованию и пальпации. На ощупь княгинюшка оказалась, – как и можно было предположить, – мягкой, нежной и теплой. Я принялся выполнять свой долг, может быть, более ответственно, чем если бы пациенткой была старушка. С другой стороны, старушке вряд ли понадобилась бы такая проникающая терапия.
Я не торопясь обследовал эрогенные зоны бесхитростного существа, не имеющего возможности реализовать свою чувственность в эпоху потребительского отношения к женщинам. Никакой гиперсексуальности у княгини не наблюдалось, ей просто нужен был молодой здоровый муж и нормальные половые отношения.
Мы не разговаривали. Генеральшу слишком захватили новые ощущения, а меня немного мучила совесть перед Алей за свои осязательные удовольствия. Здесь я не мог ничего с собой поделать, пациентка была слишком привлекательной женщиной.
Княгиня изредка стонала, когда «ощущения» делались слишком острыми, но не закричала, когда ее начал сотрясать оргазм.
Инстинкт самосохранения у нее оказался сильнее чувственности. Обследование с применением технологий конца двадцатого века продолжалось больше часа и вконец вымотало пациентку.
Под конец сеанса этой «магии» она с благодарностью поцеловала мучившую ее руку и прижалась к ней щекой.
В этом было слишком много личного, и я вежливо отобрал у нее свою конечность.
… Мне оставалось лишь надеяться, что на расстоянии, отделяющем дом портного от генеральского, Але не удастся уловить мои мысли и оценить подвиг самоограничения, который я ради нее совершил.
С генералом дело обстояло проще. Я выбрал такую позицию на его супружеском ложе, что если он и подглядывал за нами, то мог видеть только укрытую жену и мою сосредоточенную, одетую спину.
– Ну вот, голубушка, и все лечение, – сказал я, лицемерно не замечая ее горящих, счастливых глаз. – Думаю, теперь насупит облегчение.
– Доктор, – принимая игру, попросила пациентка, – вы не смогли бы навестить меня завтра?
– Сударыня, – как можно мягче сказал я, – давайте поговорим серьезно. Вам это лечение нужно проводить как можно чаще, минимум два-три раза в неделю, а я на днях уеду. Неужели в вашем городе нельзя найти никого, кто бы вам в этом помог?
– Господь с вами, доктор, в нашей глуши об этом на следующий день узнает весь город. А если я обрюхачусь! Муж меня просто убьет. Он со мной… последнее время не бывает… Вы понимаете, что я подразумеваю?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91