Сначала я принялся осторожно прорезать доску поперек волокон.
Дело начало медленно продвигаться. Если мне повезет и хватит длины лезвия, то через час я смогу сделать первый прорез.
Мне, к сожалению, не повезло, доска оказалась слишком толстой, и я провозился дольше, чем рассчитывал. Однако второй разрез занял значительно меньше времени.
Я отыскал деревянную лопату и сумел немного отжать доску, чем существенно облегчил себе задачу.
Было около одиннадцати часов вечера, когда я наконец проломил дыру, через которую можно было вылезти на крышу. На мое счастье, амбар строился по старинному способу, без гвоздей, поэтому разобрать дранку и расширить лаз я смог без труда.
Уже порядком стемнело, и я, без риска быть замеченным со двора, высунулся наружу. Теперь мне был виден весь двор и въездные ворота, открытые настежь.
Челядь, как и прежде, мельтешила по усадьбе. Я осмотрел крышу, прикидывая, как ловчее приспособиться к спуску. Кровля была крутой, и без страховки ничего не стоило скатиться по ней вниз.
План мой был достаточно прост. Я решил связать жерди сыромятными ремнями, которые отыскались в сарае, и спускать их вниз через пролом. Последнюю жердь привязать к стропилам и сползти по этому сооружению вниз.
Пока мне виделись две сложности: все это придется делать в темноте, а спускаться – со стороны дома, что может привлечь внимание какого-нибудь бдительного стража.
Между тем послышался стук подков и колес, и во двор въехал экипаж.
Кто именно приехал, я не сумел рассмотреть. Видно было только, что седок вышел, и экипаж тут же уехал в открытые ворота.
Я не стал любопытствовать и спустился вниз за ремнями. Теперь все приходилось делать в потемках – свет лучины могли заметить из дома.
Пока я шарил там, где приготовил сыромятину, у дверей в амбар послышался шум. Кто-то негромко разговаривал снаружи, после чего начали отпирать двери. У меня не оставалось времени придумать план нападения на внезапных гостей, и я не нашел ничего лучшего, чем отбежать к стене, где находились мои оковы, и надеть на себя злополучный обруч, закрепив его незапертым замком. Только я управился с маскировкой и успел изобразить позу отчаянья, как двери моего узилища отворились.
Помещение осветили несколько факелов. В амбар вошли четверо стражников и направились прямо ко мне. Двое остались у входа, а двое других грубо схватили меня за руки. Я испугался, что они сейчас возьмутся за замок и обнаружат, что он не заперт. Однако они не собирались снимать с меня обруч, а отомкнули цепь от скобы костыля, вбитого в стену.
Меня потащили наружу, только теперь на голове не было мешка, и я мог смотреть себе под ноги. Я опять оказался в доме, в той же самой большой комнате, в которой я был пленен.
Теперь она освещалась двойным количеством факелов и после темного амбара показалась очень светлой. За длинным столом на скамьях сидели люди, одетые в серые островерхие балахоны, скрывающие лица. Запахло средневековьем и инквизицией.
Один только упитанный «племянник Вия» сидел все в том же платье и в той же позе, что и прежде, во главе стола. Единственным новшеством в его туалете была надетая на голову черная корона.
Распятие, проколотое кинжалом, подняли на стену и осветили двумя факелами.
Из раны в деревянной груди сочилось что-то темное, по-видимому, имитирующее кровь. Стол был сервирован в весьма мрачном, загробном духе. Перед членами собрания стояли серебряные тарелки и подносы в виде гробов разного калибра, а кубки и чаши заменяли черепа. Все это выглядело пошло, глупо, с претензией на чернушную романтику. Ребята оттягивались по полной программе.
… Меня подтащили к стене, и поясную цепь привязали к кольцу под оскаленной головой вепря. Видимо, провинциальный режиссер видел в этом какую-то мистическую аналогию.
Я представил на своем месте какого-нибудь суеверного аборигена. Если бы он не умер на месте от ужаса, то потом всю оставшуюся жизнь считал бы, что побывал на пиру у дьявола.
Надо сказать, что мне и самому было не до веселья. Рядом со мной оказался прикован еще один человек – монах с худым аскетичным лицом.
Он стоял на коленях и молился, отвешивая земные поклоны. За гулом голосов, я сначала не расслышал слов молитвы, но постепенно сумел разобрать, что чернец молил Господа спасти заблудшие души присутствующих.
Я не был преисполнен такого христианского всепрощения и примерялся к облюбованной сабельке, висевшей всего в трех шагах от меня. Пока реальная опасность мне не грозила, я решил не предпринимать никаких действий, оставив на своей стороне фактор неожиданности.
Адреналина в моей крови было предостаточно, и главное было не упустить нужное мгновение.
Пока на нас никто не обращал внимания. Отошли даже стражники с бердышами. Монах продолжал молиться, я – наблюдать за развитием событий.
Между тем председательствующий поднял лицо и красивым, хорошо поставленным голосом приказал:
– Введите челобитчиков.
Меня удивил его звуковой диапазон. Днем он говорил высоким тенором, вечером – драматическим баритоном. Ночью от него, по-видимому, следовало ожидать шаляпинского баса…
В зал на коленях вползли несколько человек с опущенными головами. В одном из них я узнал старого знакомого: небезызвестного доктора Винера. Теперь стало понятно, откуда дует ветер.
Одеты «челобитчики» были в холщовые рясы, вроде монашеских, и все время символично посыпали головы пеплом.
– Реки, раб! – приказал председательствующий. Первым выполз вперед какой-то мужик с длинными волосами и всклоченной бородой.
Он начал жаловаться, как я догадался, на моего товарища по несчастью – монаха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91