– А это не фрак, а сюртук-с, – объяснил мне Фрол Исаевич, – я их сиятельству князю точно-с такой сшил.
Похоже, что опять начинался наш отечественный ненавязчивый сервис.
– А почему не фрак, вы же вчера говорили, что сошьете фрак?
– Потому, что не моден-с. Да и это не сюртук-с, а почитай кафтан получился, на край полукафтанье-с.
Портной и подмастерье, в восхищении от собственного мастерства, с восторгом меня рассматривали и одобрительно цокали языками.
Такой примитивной наколки от Котомкина я никак не ожидал. Я рассмотрел дрянную материю, плохо сотканную и мохрящуюся, и совсем расстроился. Ругать такого солидного человека было неудобно, но и носить, то, что он сшил, казалось невозможно, даже в восемнадцатом веке.
– А нет ли у вас в городе другого портного? – невинным голосом поинтересовался я.
– А вам на что? – живо отреагировал Котомкин.
– Да, шьете вы, Фрол Исаевич, как доктор Винер лечит…
Котомкин покраснел и насупился.
– У меня появились деньги, так что я смогу подобрать себе материю получше, да и за работу есть чем заплатить, вот мне и нужен хороший портной.
– А я чем не хорош?
– Всем хороши, только шить не умеете.
В это время в комнату ворвалась Алевтина. Глаза ее пылали восторгом. На ней были сметанные на живую нитку обновки: белая полотняная рубаха с квадратным вырезом у горла, с короткими ситцевыми рукавами, и красный сарафан на лямочках, присборенный под грудью. Она победно крутнулась посредине комнаты.
– Вот это лепота! – закричала девушка и, застеснявшись, выскочила из комнаты.
– А ты говоришь, шить не умею, – с упреком сказал Котомкин. – Народ, он знает…
– Сколько стоит это сукно? – спросил я, показывая на свой «почти камзол».
– Нешто можно, ваше благородие, мы так не договаривались. Это от меня вам, – он поискал в памяти слово позаковыристей, –…сюрпризец.
– Ну, разве что «сюрпризец», – засмеялся я. – Так какая цена у этой дерюги и Алиных тряпок?
– Двенадцать рублев с гривной, на ассигнации, – с гордостью сказал портной.
Стало ясно, что халява мне выпала очень скромная. Отеческая любовь к единственной дочери не пересилила крестьянской прижимистости.
Я вытащил из кармана халата деньги и, отсчитав двести пятьдесят рублей, протянул их портному.
– Этих денег хватит, чтобы купить хорошей материи мне и Алевтине на нормальное дворянское платье?
– Господи, – засуетился Котомкин, – да таких денег на что хочешь хватит!
– Вот и хорошо, купи нам наилучшей материи, а сумеешь хорошо пошить, получишь награду.
– А с этим сюртучком что делать? – совсем другим тоном спросил портной.
– Исправьте и дошейте, буду одевать как затрапезу. А как подберете нам товар, покажете, тогда и фасон обговорим. И вот еще что: в городе есть хороший caпожник?
– Как не быть, есть.
– Пошли за ним, мне еще и обувь нужна.
Фрол Исаевич покидал комнату совсем с другим выражением лица, чем пришел. Теперь я в его глазах был не бедный сродственник барина и неизвестный лекарь, а первейший богач. В мою связь с нечистой силой он, как умный человек, быстро перестал верить.
Окрыленная Алевтина вернулась в комнату и удивилась моей привередливости. Ей все казалось чудесным и почти сказочным. Она опять взялась разглядывать вчерашние подарки и с упоением занималась этим до завтрака.
Вчера, за делами, я не успел поужинать и теперь с волчьим аппетитом набросился на еду. Ничего особенного нам не подали: пирог с говядиной и яйцами, студень с уксусом и огурцами, свинину, запеченную в тесте, и молоко с медом.
– Работали бы они так, как жрут, – в сердцах упрекнул я предков, доедая субботний завтрак.
Вскоре явился сапожник, замухрышистый мастеровой с сальными кудрями.
Я заказал ему две пары полусапог, Але и себе. Ей красные, а себе черные с короткими голенищами «бутылками», по самой последней моде.
– Это можно, – сказал сапожник со снисходительной улыбкой, – нам такая работа, тьфу. Мы ее называем «солома». Ты бы мне что другое заказал, заковыристое, а то тьфу, а не работа.
Обхаяв мой заказ, сапожник собрался уходить.
– Постой, – остановил я его, – а как же мерка?
– Мы таки мастера, что нам мерка – тьфу. И без мерки сошьем в лучшем виде.
После примерки фрако-кафтана, я стал более осторожен с отечественными умельцами.
– Я, конечно, вижу, что ты большой мастер, но ежели плохо стачаешь или будут не по ноге, при тебе сапоги в печи сожгу, а тебе копейки ломаной не дам.
Сапожнику моя угроза не понравилась, он долго ее обдумывал и наконец, тяжело вздохнув, встал на колени и начал снимать мерку с ноги веревочкой.
– Что это, у тебя даже аршина нет?
– Мы таки мастера, что нам аршин не потребен. Нам погляда хватит.
– А когда готовы будут?
– Чего готовы-то?
– Сапоги.
– А… так, ден через десять примерка будет, а там как Бог даст.
– Чего же так долго?
– Пока приклад куплю, опять же подметку всяку не поставишь, потом то, да сё, нет, раньше никак нельзя.
– Вот что, дядя, если сегодня к вечеру не управишься, – можешь и не начинать.
– Не, сегодня не успею.
– Тогда как знаешь.
– Ежели только к вечеру, вот к вечеру-то управлюсь. Это точно, управлюсь.
С тем мы и расстались. Аля между тем, забыв об учебе, разбиралась со своими сокровищами. Я прервал это приятное занятие и проэкзаменовал ее по вчерашнему заданию. Буквы она запомнила достаточно твердо и почти не путалась.
Пришлось пойти дальше в изучении алфавита и объяснить еще насколько букв.
К сожалению, вскоре нас прервал вездесущий мальчишка, объявив, что ко мне приехала барыня.
Я поцеловал Алю, велел совершенствоваться в науке и пошел смотреть, кого принесла нелегкая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91