- Даже если тебе велят сделать что-то противозаконное?
Мидори задыхалась, тогда как руки и ноги ее похолодели, уподобившись глыбам льда. Она не хотела признаваться в готовности преступить закон, как и не хотела показать руководству секты, что может восстать против властей.
- Отвечай! - приказала Дзюнкецу-ин.
- Я подчинюсь, - ответила Мидори, понадеявшись, что выбрала меньшее из двух зол.
- А подчинишься ли ты, если этим причинишь кому-то боль? - нажимал Кумасиро.
"Какую боль?" - обомлела Мидори, но спросить побоялась. Вдруг, если она ответит отказом, ее предыдущие заверения покажутся всем фальшивыми?
- Да, - неуверенно проронила она.
Ей не терпелось узнать итог: плохо или хорошо она отвечала, - но собеседование еще не подошло к концу. Теперь его повела настоятельница.
- Привязана ли ты к родителям?
Как благочестивая дочь, Мидори должна была признаться в преданности покинутым родителям и покаяться в своем отказе выйти замуж за их избранника. "Так будет правильно", - решила она. Но ее мать давно умерла, а отец, господин Ниу, проводил большую часть времени в своем сельском поместье и Мидори нечасто его видела. Если она солжет, экзаменаторы могут это почувствовать.
- Нет, - нехотя призналась Мидори.
Лица собравшихся по-прежнему ничего не выражали.
- Если родителям понадобится твоя помощь, ты почувствуешь себя обязанной вернуться? - спросила настоятельница Дзюнкецу-ин.
Господин Ниу страдал старческим слабоумием, и Мидори не представляла, чем могла бы помочь ему.
- Нет, - сказала она, стыдясь своей непочтительности.
- У тебя есть братья или сестры, по которым ты будешь скучать, если останешься в монастыре?
Мидори с грустью вспомнила об убитой старшей сестре и брате, казненном по обвинению в измене, других сестрах - замужних, живущих за тридевять земель. Ей и сейчас их очень недоставало, и жизнь в монастыре ничего не изменит.
- Нет, - сказала она.
- А как насчет друзей?
- Нет, скучать не буду. - Она понадеялась, что разлука с Хиратой и Рэйко будет не такой долгой, чтобы начать по ним тосковать.
- Представь, что у тебя никого и ничего нет: ни дома, ни способа заработать на хлеб, - произнесла Дзюнкецу-ин. - Теперь представь, что кто-то спас тебя, приютил и накормил. Что бы ты испытывала к таким людям?
- Я была бы им благодарна как никому, - честно ответила Мидори.
Когда мачеха выгнала ее из отчего дома, а остальная родня не проявила участия, сёсакан Сано помог ей вернуться в Эдо и пристроил в свиту госпожи Кэйсо-ин. За это она будет ему вечно признательна, как и Рэйко, которая так тепло отнеслась к ней.
- Как бы ты выразила свою благодарность?
- Я сделала бы все, что в моих силах, если бы была им полезна. - В конце концов, вторая причина, по которой она пришла сюда, состояла в помощи Рэйко.
- Ты любила бы их? - спросила Дзюнкецу-ин.
- Да, - ответила Мидори. Сано и Рэйко стали для нее второй семьей, и она действительно их любила.
- А если так, то отдала бы за них жизнь?
- Да, - уверенно отозвалась Мидори. Верность и честь требовали подобного самопожертвования. Вдобавок Мидори часто грезилось, как она погибает, спасая Хирату.
Бесстрастные лица окружающих по-прежнему ничего не выражали, но общее настроение переменилось: все разом вздохнули и зашевелились, словно определившись с решением.
Мидори не знала, радоваться или огорчаться. Выдержала она экзамен или провалила?
Ответ пришел сам собой: конечно же, провалила! Сейчас ей объявят, что таких, как она, не берут. Теперь ей нельзя будет даже бродить вокруг храма - сектанты сразу заподозрят неладное. Мидори ужас как хотелось домой, пусть возвращаться к Рэйко с повинной, ничего не узнав о секте, и было невыносимо. Она не сможет показаться на глаза Хирате без надежды покорить его сердце.
- Идем со мной, - сказала настоятельница. - Сейчас ты приступишь к занятиям с другими послушницами.
Мидори чуть не задохнулась от радости. Ее все-таки приняли! Она кланялась Кумасиро, Дзюнкецу-ин и доктору Миве, восклицая: "Спасибо! Спасибо!"
Мидори шла за Дзюнкецу-ин, предвкушая, как будет наблюдать за сектой и какое впечатление произведет на Рэйко с Хиратой ее поступок. Она надеялась, что ее новую подругу Тосико тоже взяли в послушницы.
23
Тот, кто порочит имя Черного Лотоса,
Да будет погребен под камнями
И сгинет навеки в аду.
Сутра Черного Лотоса
У себя в кабинете Сано разрабатывал план суда над Хару. Он начал с наметок будущей речи, призванной истолковать улики против Хару, и собирался работать над ней до тех пор, пока не придет пора отправляться к Фугатами на совет старейшин, как вдруг в дверях показался Хирата.
- В Нихомбаси волнения, - сообщил он. - Толпа горожан громит приверженцев Черного Лотоса.
Сано не на шутку встревожился и тотчас отбыл в Нихомбаси, взяв с собой Хирату и отряд сыщиков.
Высоко над кровлями гремели яростные выкрики и шум побоища. Навстречу всадникам, скачущим к месту беспорядков, то и дело попадались бегущие крестьяне. Клубы дыма заволакивали синее небо.
Не доезжая до плотницкого квартала, Сано, сидя на лошади, увидел, как группа мужчин, вооруженных дубинами, железными прутьями и оглоблями, теснит священников в желтом.
Сектанты кое-как отбивались шестами и голыми руками. Жены плотников, визжа, лупили метлами убегающих монахинь.
- Долой Черный Лотос! - орали нападающие.
- Воздайте хвалу Черному Лотосу! - неслось в ответ из толпы священников, монахинь и крестьян-последователей. - Прекратите избиение невинных!
- Воры! Убийцы! Отродье! - звучало с обеих сторон.
Тесные улочки заполнили мечущиеся, уворачивающиеся от ударов противников люди. Дети и старики, стоя на балконах, швыряли в сектантов камни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117