– Тем лучше. Я, как и многие, не являюсь сторонником коммунизма, но точно так же я против всяких слухов, затрудняющих ассимиляцию ни в чем не повинных иммигрантов. Было бы лучше, чтобы эти люди не продолжали сводить тут старые счеты.
Фон Рендт поднял свой стакан.
– Ваши слова меня так глубоко взволновали, что я должен выпить за ваше здоровье. Пусть такие люди, как вы, живут по сто лет! – и он осушил стакан. – А теперь мне бы тоже хотелось внести свою лепту в этот очаровательный день, и я приглашаю вас всех сегодня вечером поужинать. Что, если в ресторан «Сесиль»? Там можно и потанцевать, если вы пригласите для ровного числа какую-нибудь вашу знакомую.
– Только без меня! – сказал Мартин, стараясь улыбкой смягчить свой отказ. – Я никогда не был любителем танцев. Но, вероятно, Фрэнк и Карен охотно составят вам компанию.
– Боюсь, я тоже не смогу пойти, – проговорила Лиз.
– Почему же, Лиз? – в голосе Элис звучало отчаяние, как у ребенка, которого лишают обещанного удовольствия.
– Но, тетя, ты же отлично знаешь, что сегодня вечером у Миллеров будет… впрочем, я обещала не говорить об этом.
– Ах, опять это… – Элис яростно вонзила зубы в холодного цыпленка.
– Но почему бы вам с Карлом не поужинать вдвоем? Если Иоганну нечего делать, я возьму его с собой.
– Ни в коем случае!
Карл переводил взгляд с тетки на племянницу.
– Если Элизабет считает это удобным, то лучшего варианта для моего племянника не придумаешь. Как ты на это смотришь, Иоганн?
– Простите, я не слышал, что сказала Лиз.
– И я, признаюсь, не понял, о чем шла речь, но мне так хочется потанцевать с Элис, что я с радостью брошу моего бедного племянника на растерзанье любым львам.
– До львов дело не дойдет. Просто мы устраиваем вечер у Миллеров, чтобы собрать деньги для людей, которых арестовали за участие в демонстрации протеста. За нас внес залог папа, но многих будут судить, и нам нужны деньги на судебные расходы.
Элис вспыхнула:
– Элизабет! Никакой политики!
Лиз пожала плечами.
– Почему то, что я говорю, – это политика, а то, что говорит Карл, – это светский разговор? – Она повернулась к Иоганну. – Мы устраиваем вечер народных песен, танцев, ну и, конечно, сбор пожертвований.
– Я думаю, что Иоганну это неинтересно, – категорически объявил фон Рендт.
– Нет, интересно, – Иоганн не смотрел на фон Рендта, но было видно, что замечание дяди его задело. – Сперва я подумал, что это нечто вроде политического митинга, а политикой я не интересуюсь. Но раз там будут народные песни, танцы…
– И сбор пожертвований, – перебил фон Рендт. – А это придает вечеру политический характер. Нет, думаю, что моему племяннику идти туда незачем.
– Мы не будем просить у него пожертвования, если остановка только за этим! – И Лиз метнула лукавый взгляд в сторону Иоганна.
Фон Рендт выпрямился.
– Мисс Элизабет, это, вероятно, шутка, но я очень серьезно отношусь к тому, что мой племянник может оказаться замешанным в такого рода политическую деятельность, которую я не одобряю. Свободный мир выполняет свой долг, сдерживая коммунизм во Вьетнаме, и каждый из нас должен принять в этом посильное участие. Я убежден, что ваш отец со мною согласен.
– Да, я противник этих затей моей дочери.
– Тогда почему же?..
Мартин беспомощно развел руками.
Иоганн потянулся к термосу, вынул еще сосиску, окунул ее в горчицу и положил между двумя ломтиками хлеба. Когда он поднял голову, в его глазах было выражение того же холодного упрямства, которое Элис так ненавидела у Лиз.
– Вы только убедили меня в том, что это будет очень интересно! Спасибо, Лиз, я с удовольствием пойду на этот вечер, буду петь народные песни, танцевать и даже сделаю взнос – в уплату за бифштекс, а не на судебные издержки!
Гневное восклицание фон Рендта не произвело никакого впечатления на его племянника.
Губы фон Рендта сжались в тонкую линию.
– Боюсь, что ваша слишком демократическая страна начинает портить моего племянника. У нас на родине молодежь всегда подчиняется старшим.
– Подчинялась, – поправил Иоганн. – Вы поставили глагол не в том времени. Теперь в Германии молодежь поступает так, как ей заблагорассудится, что бы ни говорили старшие.
Фон Рендт расхохотался, но смех не замаскировал его гнева.
– Вы слышите, Мартин? Нас относят в категорию стариков. Не пора ли нам с вами начать кампанию, чтобы научить этих дерзких детей уважать нас и наши мнения?
– А вы знаете, как это сделать?
Фон Рендт усмехнулся.
– Да, знаю…
Лиз взглянула на него, склонив голову набок, как любопытная птичка.
– Расскажите как, это интересно.
– Не сейчас. Здесь не подходящее место.
– Значит, вы нас не одобряете?
Фон Рендт помолчал, положил себе еще одну порцию цыпленка и, наконец, сказал:
– Я считаю вас милыми простодушными людьми, которых не коснулись дурные влияния, развратившие Европу. И я бы хотел, чтобы вы такими и остались. Это имеет свое объяснение: на вашей земле не было двух войн.
– Но тем не менее в этих войнах погибло немало австралийцев, – холодно заметил Мартин.
– Это верно. И все же война была для вас чем-то далеким, вы сохранили свою невинность.
– Невинность? Что вы хотите этим сказать? – спросила с недоумением Лиз.
– Именно это. Вы не несете на себе бремени прошлого.
– Вы имеете в виду, что мы недостаточно цивилизованны? – обеспокоенно спросила Элис.
– Не совсем так. У вас есть все материальные блага, из которых слагается цивилизация, и тем не менее вы остаетесь невинными детьми природы. По-моему, вы последний невинный народ, оставшийся на нашей планете. Потому вы мне и нравитесь.
– На самом деле это не так!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103