Моего мужа. Жемчужины были… великолепно подобраны, поэтому…
– Колье стоило больше восьми тысяч фунтов, – выпалила Элизабет.
– Я, конечно, всегда собиралась передать его своей дочери. Но поскольку детей у меня нет…
– Оно переходит к нашей маленькой Элизабет, – победно закончил Винни. – Поэтому кто скорей всего мог стащить его из комнаты Джой? Ах ты, мерзкая сучка! И додумалась свалить на меня!
Элизабет стремительно бросилась к нему. Ее отец, вскочив, перехватил ее. Назревала очередная потасовка. Но в самый разгар страстей в дверях появилась Мэри Агнес Кэмпбелл и замерла в нерешительности на пороге, теребя кончики волос и глядя на всех округлившимися глазами.
Чтобы хоть как-то разрядить атмосферу, Франческа Джеррард спросила:
– Ужин, Мэри Агнес?
Мэри Агнес, не ответив ей, обвела взглядом комнату.
– Гоуван… – ответила она. – Его тут нету? И с полицейскими тоже? Он срочно нужен… – Ее голос прервался. – Вы не видали…
Линли переглянулся с Сент-Джеймсом и Хейверс. Они все втроем разом подумали о самом страшном. И разом вскочили.
– Проследите, чтобы никто отсюда не выходил, – бросил Линли констеблю Лонану.
Они отправились в разные стороны, Хейверс вверх по лестнице, Сент-Джеймс вниз, в нижний северовосточный коридор, а Линли в столовую, через буфетную и котельную. Ворвался в кухню. Кухарка вздрогнула от неожиданности, держа в руке кипящий чайник. Овощной суп с мясом лился через край кастрюли ароматной струйкой. Линли слышал, как наверху грохочет в западном коридоре Хейверс. Распахивает двери. Зовет парня по имени.
Семь шагов, и Линли очутился у судомойни. Ручка повернулась в его руке, но дверь не открылась. Что-то мешало изнутри.
– Хейверс! – закричал он и в нарастающей тревоге снова заорал: – Хейверс! Что за чертовщина!
Затем он услышал, как она несется вниз по лестнице, услышал, как она остановилась, услышал ее недоверчивый вскрик, услышал странный хлюпающий звук – как будто ребенок шлепает по лужам. Шли драгоценные секунды. И затем ее голос, как горькое лекарство, которое знаешь, что придется проглотить, но надешься, что до этого не дойдет:
– Гоуван! Господи!
– Хейверс, ради бога…
Последовало какое-то движение, что-то оттащили. Дверь открылась на драгоценные двенадцать дюймов, и Линли ворвался в жару, в пар и в самую сердцевину несчастья.
Гоуван, с испачканной и облепленной чем-то алым спиной, лежал на животе поперек верхней ступеньки, видимо пытаясь выбраться из помещения, а кипящая вода, вытекавшая из бойлера, смешивалась с остывающей водой на полу. Она поднялась уже на несколько дюймов, и Хейверс прошла по ней назад, ища клапан, который мог бы ее перекрыть.
Когда она нашла его, комната погрузилась в странную немоту, нарушенную голосом кухарки с той стороны двери:
– Это Гоуван? Наш паренек? – И мелодично запричитала, стоны ее гулко отскакивали от стен кухни.
Но едва она замолчала, другой звук разорвал горячий воздух. Гоуван дышал. Он был жив.
Линли повернул юношу к себе. Его лицо и шея представляли собой вздувшееся, красное месиво из обваренного мяса. Рубашка и брюки прикипели к телу.
– Гоуван! – воскликнул Линли. И потом: – Хейверс, звоните в «скорую»! Позовите Сент-Джеймса. – Она не шевельнулась. – Черт побери, Хейверс! Делай те, что вам сказано!
Но она не могла оторвать взгляд от лица паренька. Линли резко обернулся и увидел, что глаза Гоувана начали стекленеть. Он понял, что это означает…
– Гоуван! Нет!
На мгновение показалось, что Гоуван отчаянно пытается ответить на этот крик, вырваться назад, из темноты. Он с трудом вздохнул, ему мешала кровавая мокрота.
– Не… видел…
– Что? – нетерпеливо переспросил Линли. – Не видел что?
Хейверс наклонилась вперед:
– Кого? Гоуван, кого!
С огромным усилием глаза паренька нашли ее. Но он ничего больше не сказал. Его тело еще раз содрогнулось и замерло.
Линли увидел, что, сам того не замечая, крепко сжал рубашку Гоувана в отчаянной попытке вдохнуть жизнь в его изуродованное тело. Теперь он отпустил ее, позволив – теперь уже трупу – снова лечь на ступеньку, и почувствовал, как его охватило ощущение яростного бессилия. Оно зародилось, как вопль, возникший глубоко внутри мышц, тканей и органов, вопль, рвущийся наружу. Он подумал о непрожитой жизни – и последующих поколениях, бессердечно уничтоженных в одном пареньке, который сделал… Но что? За какое преступление он заплатил? За какое случайное замечание? За какой случайно узнанный факт?
У него защипало в глазах, сердце болезненно колотилось, и он решил позволить себе на минуту раслабиться, не прислушиваться к словам сержанта Хейверс. Ее голос прерывался от боли и жалости:
– Он вытащил эту проклятую штуку! Боже мой, инспектор, должно быть, он ее вытащил!
Линли увидел, что она снова идет к стоявшему в углу бойлеру. Опускается на колени, не обращая внимания на то, что пол залит водой. В руке у нее обрывок полотенца; обернув им ладонь, она что-то поднимает из лужи… Это был кухонный нож, тот самый нож, который Линли видел в руках кухарки всего несколько часов назад.

8

В судомойне было чересчур тесно, поэтому инспектор Макаскин лихорадочно мерил шагами кухню. Его левая рука на ходу скользила вдоль стоявшего в центре стола; пальцы правой руки он грыз с ожесточенной сосредоточенностью. Его взгляд метался с окон, которые безучастно являли ему его собственное отражение, на закрытую дверь, ведущую в столовую. Оттуда доносился громкий плач женщины и полный ненависти голос мужчины: родители Гоувана Килбрайда из Хиллвью-фарм, встретившись с Линли, не слишком с ним церемонились, охваченные первым гневом своего горя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121