Уж близилась весна: самочки обустраивали гнезда, готовясь высиживать яйца. Наблюдая за Джонни, помогавшим Полуорту, Элизабет заметила в муже новую черту, на которую раньше не обращала внимания. Из утонченного кавалера и предводителя клана он внезапно превращался в заправского лесничего. Это еще раз подтверждало, сколь богата и многогранна натура этого человека. Его ловкие руки быстро чинили клетки, уверенно прибивали на место оторвавшиеся деревянные планки. Все эти приспособления он знал не хуже егеря. С птицами, готовыми превратиться в наседок, Джонни обращался легко и безбоязненно. Медленно засовывая руку в клетку, он нежно и смело брал своими длинными пальцами трепетную птаху.Наблюдая, как ее муж разговаривает со стариком, Элизабет словно приоткрывала дверь в его детство. Джонни относился к старому лесничему с величайшим почтением, которое было продиктовано не столько уважением, сколько глубокой, почти сыновней привязанностью. Во время совместных трапез Полуорт даже восседал во главе стола и располагался, как подобает почтенному отцу семейства.За то короткое время, что они провели в домике егеря, Элизабет усвоила кое-какие азы кулинарии. Полуорт милостиво согласился показать ей, как замешивать тесто для лепешек. Однако она решила испечь собственное изделие, нарезав из раскатанного блина теста небольшие треугольнички. Получилось нечто вроде печенья. Снимая первые треугольнички со сковороды, Элизабет была не похожа на саму себя: ее лицо стало черно-белым от муки и копоти, по лбу катились крупные капли пота, зато на губах блуждала торжествующая улыбка. Оба мужчины в мгновение ока съели горячие хлебцы с маслом и сливовым вареньем, что было для начинающего повара лестным комплиментом.Элизабет еще долго распирало от гордости, хотя тысячи женщин по всей Шотландии делали то же самое ежедневно, не ожидая за свой труд никакой награды. Но ведь она готовила впервые в своей жизни! И обнаружила, что это занятие доставляет ей неподдельную радость.Спальней супругам служила одна из двух комнатушек непосредственно под скатом крыши, над которыми не было даже чердака. Им была выделена обширная кровать с четырьмя столбами, которая еле помешалась между стеной и окном. Встроенный шкаф, упиравшийся в крышу, вполне умещал в себе весь их гардероб, а небольшой камин делал крохотную спаленку теплой и уютной.— Обрати внимание на эти инициалы, — показал Джонни на бревно над дверью как-то утром, когда они нежились под толстым одеялом из гусиного пуха. — Я вырезал их, когда мне было всего восемь лет. Целый день пропыхтел — хотел, чтобы осталось на века. Думаешь, легко было резать дуб, который казался мне тверже камня?— Расскажи мне, каким ты был тогда, — попросила Элизабет. Ей захотелось представить себе неугомонного мальчугана, которого она никогда не знала.— Не помню уж теперь… Должно быть, задавал массу вопросов. Мне не терпелось узнать все, что знает Полуорт.— А Робби когда-нибудь приезжал сюда?— Приезжал позже… Но не на такой долгий срок, как я. Когда Робби было четыре года, у нас умерла мама, и нам после этого пришлось часто переезжать с места на место. — Он не сказал, что его мать умерла во время родов — она и ребенок. — Отец занимался торговлей, так что поездки на континент не были для нас редкостью.— Отчего умерла твоя мать?— Не могу сказать тебе точно, — солгал Джонни из суеверного страха, а также не желая пугать Элизабет. — Что-то вроде лихорадки.Он нежно взял ее за руку.— А тебе сколько было лет, когда ты лишилась матери? — спросил Джонни жену. Насколько ему было известно, Годфри не был женат. Вместо того чтобы жениться повторно, он предпочел окружить себя любовницами.— Два года. Я даже не помню ее. Няня полностью заменила мне мать. — Она улыбнулась при воспоминании о Давно минувших днях. — Тогда в Харботтле ты похитил меня из-под крылышка моей няни. Ты показался мне посланцем небес — столь неожиданным было твое появление в монашеском одеянии.— А ты, помнится, показалась мне такой соблазнительной, что я чуть не забыл, зачем пожаловал в Харботтл.— Я поняла это.Он приподнял голову с подушки, чтобы получше вглядеться в ее лицо.— Вряд ли. Ты едва не лишилась чувств от страха.— Зато позже поняла… — Она показала ему язык. — Когда ты посадил меня на лошадь в Асуэйфорде.— Ну и плутовка же ты! — воскликнул он, роняя голову на мягкую подушку.— И мне это понравилось.— Все вы, женщины, одинаковые.Она ударила его кулаком в живот. Не в шутку.— Уф! — крякнул он, удивленный силой ее удара. Однако тут же с ангельской улыбкой поспешил оправдаться: — Но теперь-то я полностью исправился.— Вот-вот, подумай лучше об исправлении.— Как не подумать — под твоим пронзительным взглядом у меня поджилки трясутся. Просто страх Господень.— Господь тут ни при чем, — сурово проговорила Элизабет. — Я сама выполню миссию ангела мщения, стоит тебе только попытаться сойти с пути супружеской верности.Его брови дрогнули.— Можешь не продолжать, твои слова звучат более чем убедительно, — проговорил он с преувеличенной покорностью, продолжив затем другим, искренним голосом, в котором не было и тени насмешки: — Элизабет, я нашел истинную любовь, единственную в моей жизни. Разве могут теперь существовать для меня другие женщины?Элизабет обвила его руками. Ее глаза лучились от радости.— Пообещай, что мы всегда будем счастливы вдвоем.Слово «всегда» имело в нынешней ситуации значение весьма относительное, поскольку их счастье могло закончиться очень скоро. Понимая это, Джонни все же надеялся на лучшее.— Всегда, моя милая Битси, — произнес он очень нежно, и его глаза тоже передали всю глубину владевших им чувств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162