Лучший подарок для брата, уходящего в свою третью, последнюю жизнь.Одно дело — понимать умом, что Человек на самом деле не умрет. Другое — заставить себя поверить в это. Сначала Эндер просто не мог взять ножи. Вместо этого он взял Человека за запястья.— Для тебя это вовсе не смерть. Но для меня… Я увидел тебя впервые только вчера, а сегодня я уже знаю, что ты мой брат, так твердо, как будто моим отцом тоже был Корнерой. И все же, когда поднимется солнце, я уже не смогу говорить с тобой. Для меня это смерть, Человек, чем бы это ни было для тебя.— Приходи и сиди в моей тени, — ответил тот, — смотри на солнце сквозь мою листву, обопрись на мой ствол. И еще. Добавь к «Королеве Улья» и «Гегемону» еще одну историю. Так и назови ее — «История Человека». Расскажи всем людям, как я был зачат на ветвях дерева моего отца, как родился во мраке и питался плотью моей матери. Расскажи им, как я оставил за спиной темноту своей первой жизни и вступил в сумрак второй, чтобы учиться речи у жен, чтобы получать те чудесные знания, что принесли нам Либо, Миро, Кванда. Расскажи им, как в последний день моей второй жизни мой брат прилетел с той стороны неба и как мы заключили договор и сделали людей и свинксов одним племенем. Не просто людьми и свинксами, а народом раман. А потом мой брат открыл мне путь в третью жизнь, в царство света, чтобы я мог подняться к небу и дать жизнь десяткам тысяч детей, прежде чем умру.— Я расскажу им, — кивнул Эндер.— Тогда я воистину буду жить вечно.Эндер взял ножи. Человек лег на землю.— Ольядо, — приказала Новинья. — Квим. Идите к воротам. Эла, ты тоже.— Я буду смотреть на это, мама, — ответила Эла. — Я ученый.— Ты забыла, что такое мои глаза, — сказал Ольядо. — Я записываю все. И мы сможем показать людям, где бы они ни находились, что договор был заключен и подписан. И мы сможем показать свинксам, что Голос закрепил свою подпись на договоре согласно их обычаям.— И я тоже никуда не пойду, — добавил Квим. — Даже Святая Дева стояла у подножия креста.— Вы можете остаться, — тихо сказала Новинья. И осталась сама.Рот Человека был набит капимом, но он почти не жевал его. Не двигал челюстями.— Больше, — попросил Эндер. — Чтобы ты ничего не чувствовал.— Это неправильно, — возразил ему Мандачува. — Это последние минуты его второй жизни. Хорошо нужно ощутить сейчас немного телесной боли, чтобы вспоминать об этом потом, в третьей жизни, за пределами всякой боли.Мандачува и Листоед показали Эндеру, где и как нужно резать. Они сказали, что работать следует быстро, их руки тянулись к дымящемуся телу, чтобы помочь Эндеру разобраться, какой орган куда помещать. Руки Эндера двигались точно и уверенно, без дрожи, и, хотя не мог поднять голову и даже на мгновение оторваться от дела, он знал, что поверх кровавой массы глаза Человека следят за ним, смотрят на него и наполнены благодарностью и любовью, и болью… и пустотой.Это случилось под его руками, так быстро, что они даже могли видеть, как Человек растет. Не сколько крупных органов задрожали, из них в землю ударили корни, от одной части тела к другой мгновенно потянулись тонкие щупальца, глаза Человека расширились, и из позвоночника в небо взлетел росток, маленький, зеленый. Три листа, четыре…И все остановилось. Тело свинкса умерло. Последние его силы ушли на то, чтобы создать дерево, чьи корни тянулись теперь из позвоночника Человека. Эндер видел отростки и щупальца, соединяющие новое тело. Память, душа Человека перетекли теперь в клетки маленького саженца. Все свершилось. Началась его третья жизнь. И когда близким уже утром над холмами поднимется солнце, его листья в первый раз попробуют вкус света.Остальные свинксы радовались, некоторые даже танцевали. Мандачува и Листоед вынули ножи из рук Эндера и вонзили в землю по обе стороны головы Человека. Эндер не мог заставить себя присоединиться к их празднику, к их радости. Он был весь покрыт свежей кровью, и запах ее заполонил его сознание. На четвереньках он пополз вверх по склону холма — прочь от тела, куда-нибудь, где он сможет не видеть его. Новинья пошла следом за ним. Все они были до предела измотаны событиями, переживаниями, жестокой работой этой ночи. Никто ничего не говорил, никто не и силах был что-либо делать. Все просто рухнули в густой капим. Лежали, положив головы друг на друга, пытались найти облегчение во сне, а свинксы продолжали свой танец, поднимаясь вверх по склону, в лес, домой.
Босквинья и епископ Перегрино проснулись еще до восхода и вместе отправились к воротам — хотели видеть, как вернется из леса Голос. Они прождали там минут десять, пока не заметили какое-то движение, не на краю леса, а у самой ограды. Сонный мальчик опорожнял в кусты свой мочевой пузырь.— Ольядо, — окликнула мэр.Мальчик повернулся, заметил их, помахал рукой, потом торопливо застегнул штаны и отправился будить остальных, спавших в высокой траве. Босквинья и епископ открыли ворота и вышли им навстречу.— Глупо, не правда ли? — сказала Босквинья. — Но именно теперь я поняла, что мы восстали по-настоящему. Когда мы с вами вышли за ограду.— Почему они провели эту ночь на склоне? — поинтересовался епископ Перегрино. — Ворота были открыты, они могли спокойно отправиться домой.Босквинья быстрым взглядом обвела приближающуюся группу. Кванда и Эла идут рука об руку, как и следует сестрам. Ольядо и Квим. Новинья. И, вот он где, да, Голос неподвижно сидит на земле. Новинья рядом с ним. Стоит, положив руки ему на плечи. Все смотрят выжидающе, ничего не говорят. Наконец Голос поднял голову:— Мы заключили договор. Хороший договор.Новинья протянула им что-то завернутое в листья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127