Мне больно, что твое прекрасное тело внутри было изъедено червями».Голос заметил ее и подогнал лодку к берегу. Эла спрыгнула в тростники и ряску, чтобы помочь ему вытащить ее на песок.— Простите, что заставил вас запачкаться, — сказал он. — Но я не тренировался как следует уже несколько недель, а вода буквально манила меня.— Вы хорошо гребете.— Мир, с которого я прилетел, Трондхейм, состоит в основном из воды и льда. Парочка скал здесь и там, немного земли, но те, кто не умеет грести, еще более беспомощны там, чем калеки безногие.— Вы родились там?— Нет. Я там Говорил. — Он уселся на траву, лицом к воде.Она опустилась рядом с ним.— Мать сердится на вас.Его губы разошлись в полуулыбке.— Она мне говорила.Не размышляя, Эла мгновенно принялась оправдывать мать.— Вы пытались прочесть ее записи.— Я и прочел. Большую часть. Можно сказать, почти все, кроме самых важных.— Я знаю. Мне рассказал Квим. — И тут она поймала себя на том, что почти торжествует оттого, что защита, придуманная ее матерью, остановила этого человека. Потом вспомнила, что потратила годы, пытаясь убедить мать открыть ей эти записи. Но ее несло, она говорила вовсе не то, что хотела. — Ольядо сидит дома, отключил глаза и слушает музыку. Он выбит из колеи.— Ну да, он считает, что я предал его.— Разве это не так? — Она не собиралась этого спрашивать.— Я Голос Тех, Кого Нет. Когда я Говорю, я говорю правду и не избегаю секретов других людей.— Знаю. Поэтому и вызвала вас, Голос. Вы никого не уважаете.Похоже, он обиделся.— Зачем вы позвали меня?Все шло не так. Она разговаривала с ним, словно была против него и вовсе не испытывала благодарности за все, что он уже сделал для ее семьи. Она говорила с ним как враг. «Неужели Квим настолько подчинил мое сознание, что я начала пользоваться его словами?»— Вы пригласили меня сюда, на реку. Все остальные члены вашей семьи не желают разговаривать со мной, и тут я получаю послание от вас. Вы хотели сказать мне, что я лезу в чужие дела? Что я никого не уважаю?— Нет, — жалобно ответила она. — Я совсем не так собиралась говорить с вами.— А вам не приходило в голову, что я вряд ли стал бы Голосом, если бы не уважал людей?И тут она взорвалась от ярости:— Как я хотела бы, чтобы вы вломились во все ее файлы, вытащили на свет божий все ее секреты и огласили на всех Ста Мирах! — В ее глазах стояли слезы. Она не могла понять почему.— Я вижу. Она и вас туда не пускала.— Су апрендиз дела, ано су? Э поркве-чоро, дига-ме! О сеньор тем о джейто.— Я не люблю заставлять людей плакать, Эла, — тихо ответил он. Его голос словно ласкал ее. Нет, иначе, сильнее, словно рука, сжимающая ее руку, поддерживающая ее. — Это правда вызвала ваши слезы.— Су инграта, су ма филья…— О да, вы неблагодарная, просто ужасная дочь, — сказал он с тихим смехом. — Все эти годы, когда в доме царили хаос и всеобщее пренебрежение, вы удерживали вместе семью вашей матери, без особой помощи с ее стороны, а когда решили продолжить ее дело в науке, она отказалась делиться с вами жизненно важной информацией. Вы не заслуживали ничего, кроме ее любви и доверия, а она в благодарность вышвырнула вас из своей жизни — и на работе, и дома. И только тогда вы вслух сказали при постороннем, что у вас нет больше сил выносить это. М-да, вы — одна из худших женщин, каких я знал.И она поняла, что смеется над своим самобичеванием. Но ей не хотелось смеяться над собой.— Не говорите со мной так. Я не ребенок. — Она постаралась вложить в эту фразу как можно больше презрения.Эндер заметил, и его глаза сразу стали такими холодными.— Не стоит оскорблять друга.Нет, не нужно, чтобы он отдалялся от нее. Но удержать злые, колючие слова Эла уже не могла:— Вы мне не друг.На секунду она испугалась, что он поверит ей, но улыбка вернулась на его лицо.— Вы не узнали бы друга, если б встретили.«Нет, ты ошибаешься, — подумала она. — Одного я вижу». Эла улыбнулась ему в ответ.— Эла, — спросил он, — вы хороший ксенобиолог?— Да.— Вам восемнадцать лет. Уже в шестнадцать вы могли сдать экзамены гильдии. Но вы этого не сделали.— Мать не позволила мне. Сказала, что я не готова.— Человек в шестнадцать лет уже не нуждается в разрешении родителей.— Подмастерье не может — без разрешения мастера.— Теперь вам восемнадцать, вы уже не подмастерье и можете решать сами.— Но она остается ксенобиологом Лузитании. Это все еще ее лаборатория. Что, если я сдам экзамен, а она позволит мне войти туда только после своей смерти?— Она угрожала этим?— Она достаточно ясно сказала, что я не должна сдавать экзамен.— Потому что, когда вы перестанете быть подмастерьем, а сделаетесь ее коллегой-ксенобиологом и получите доступ в лабораторию, вы сможете…— Добраться до рабочих файлов. До запертых файлов.— Итак, она не даст собственной дочери начать научную карьеру, она сажает ей огромное пятно на репутацию — не готова к сдаче экзамена в восемнадцать лет, — чтобы помешать ей прочитать эти записи.— Да.— Почему?— Мать сошла с ума.— Нет. Чем бы ни была Новинья, она не сумасшедшая.— Эла э боба месма, Сеньор Фаланте.Он расхохотался и лег в траву.— Ну, расскажите мне, какая она боба.— Я составлю вам список, Голос. Первое: она не разрешает никаких исследований по Десколаде. Тридцать четыре года назад Десколада чуть не уничтожила эту колонию. Мои дедушка и бабушка, ос Венерадос, Деус ос абенссое, едва сумели остановить эту болезнь. Судя по всему, возбудитель болезни, микроб Десколады, все еще существует: нам приходится принимать лекарство, чтобы эпидемия не началась снова. Они должны были рассказать вам. Если возбудитель проник в организм, приходится всю жизнь потом есть противоядие, даже когда покинешь Лузитанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127