— Я полагал, — сказал он, — что вы, Голоса, отрекаетесь от всех религий, прежде чем принять… Обязанности…— Понятия не имею, что делают остальные. Не думаю, что существуют какие-то правила. Когда я стал Голосом, их точно не было.Епископ Перегрино знал, что Голосам не положено лгать, но этот был уж слишком уклончив.— Голос Эндрю, сейчас на всех Ста Мирах нет места, где католик должен скрывать свою веру. Таких планет не существует уже три тысячи лет. Великий дар, благословенный дар путешествовать между звездами уничтожил угрозу перенаселения, а с ней и все ограничения. Вы хотите сказать, что ваш отец жил на Земле три тысячи лет назад?— Я хочу сказать, что мой отец позаботился о том, чтобы я был крещен как католик, и ради него я встал на колени перед епископом и получил благословение.— Но благословлял вас я, а вы все еще уклоняетесь от ответа на мой вопрос, из чего следует, что мой вывод о времени жизни вашего отца правилен, но обсуждать его вы не хотите. Дом Кристано сказал, что в вас прячется больше, чем заметно на первый взгляд.— Прекрасно, — улыбнулся Голос, — ибо я нуждаюсь в благословении больше, чем мой отец: он умер, а у меня уйма проблем, с которыми не справиться без Божьей помощи.— Пожалуйста, садитесь. — Голос опустился на табурет у дальней стены, епископ вернулся за стол, в слое массивное кресло. — Жаль, что вы Говорили именно сегодня. Очень уж время неподходящее.— Конгресс не предупреждал меня о своих действиях.— Но вы знали, что Миро и Кванда нарушили закон. Босквинья сказала мне.— Узнал всего за несколько часов до Речи. Спасибо, что не арестовали их.— Это гражданские, светские дела, — отмахнулся епископ, но оба они знали, что, если бы он стал настаивать, Босквинье пришлось бы выполнить приказ и арестовать ребят, несмотря на просьбу Голоса. — Ваша Речь наделала здесь шуму.— Больше, чем обычно. Боюсь.— Итак, ваша работа окончена? Вы наносите раны, а залечивать их предоставляете другим?— Это не просто раны, епископ, это хирургия. И если я могу помочь исцелению — да, я остаюсь и помогаю. У меня нет обезболивающего, но вот заражению помешать я берусь.— Вам следовало стать священником, вы знаете?— Младшим сыновьям всегда предоставляли выбор — Церковь или военная служба. Мои родители решили, что мне лучше пойти по второй дороге.— Младший сын. Но у вас есть сестра. И вы жили во времена, когда законы о контроле роста населения запрещали родителям иметь более двух детей. Разве что правительство давало особое разрешение. Таких детей называли Третьими.— Вы хорошо знаете историю.— Вы родились на Земле до начала перелетов?— Сейчас, епископ Перегрино, нас должно волновать будущее Лузитании, а не прошлое Голоса Тех, Кого Нет, которому, между прочим, не исполнилось и сорока.— Будущее Лузитании — это моя забота, Голос Эндрю, а никак не ваша.— О да, епископ. Ваша забота — будущее людей Лузитании. А меня еще интересуют свинксы.— Давайте не будем спорить, чей груз тяжелее.Секретарь снова распахнул дверь, и в кабинет вошли Босквинья, Дом Кристано и Дона Кристан. Взгляд мэра перебегал с Голоса на епископа.— На полу нет крови, если вы ее ищете, — улыбаясь, заметил епископ.— Я только пыталась определить температуру, — ответила Босквинья.— Тепло взаимного уважения, я полагаю, — сказал Голос. — А не лед или пожар ненависти.— Голос — католик. Он крещен, пусть даже не очень крепко верит. Я благословил его, и это, похоже, смягчило его душу.— Я всегда относился к Церкви с уважением, — кивнул Голос.— Но это вы угрожали нам инквизицией, — напомнил епископ с улыбкой.Ответная улыбка Голоса была такой же леденящей.— Да. А вы заявили своим прихожанам, что я воплощение Сатаны, и запретили им разговаривать со мной.Пока эти двое обменивались улыбками, остальные рассаживались, подавляя нервный смех.— Это вы созвали нас, Голос, — начала Босквинья.— Простите меня, — отозвался Голос, — сюда приглашен еще кое-кто. И все будет много проще, если мы подождем еще несколько минут.
Эла отыскала свою мать за домом, недалеко от ограды. Легкий бриз, слегка покачивавший стебли капима, шевелил длинные волосы Новиньи. Потребовалось несколько минут, чтобы Эла поняла, почему это зрелище так удивило ее. Уже много лет ее мать не распускала волосы. И теперь они развевались свободно. Это ощущение еще тем более усиливалось, что Эла могла заметить изгибы прядей там, где Новинья их сворачивала, загоняя в аккуратный узел. И вот тогда она поняла, что Голос не ошибся. Мать придет по его зову. Сколько бы стыда и боли ни стоила ей сегодняшняя Речь, она также дала ей возможность на закате дня стоять на склоне и смотреть на дальние холмы, где обитают свинксы. Или она смотрит на ограду. Наверное, вспоминает человека, который встречал ее там или где-то еще, в густой траве, где они могли незамеченными любить друг друга. Всегда в укрытии, всегда тайно. «Мать рада, — подумала Эла, — что все знают: Либо был ее настоящим мужем, Либо был моим отцом. Мама рада. И я тоже».Мать не повернулась, чтобы взглянуть на нее, хотя должна была услышать ее приближение — слишком уж шелестела трава. Эла остановилась за несколько шагов до нее.— Мама, — позвала она.— Значит, это все-таки не стадо кабр, — заметила Новинья. — Ты очень шумно передвигаешься, Эла.— Голос нуждается в твоей помощи.— Неужели?Эла пересказала матери все, что объяснил ей Голос. Мать даже не повернулась. Когда Эла закончила, мама постояла немного и пошла по склону холма. Эла кинулась вслед, догнала ее.— Мама, — спросила Эла, — ты расскажешь им о Десколаде?— Да.— Почему теперь? После стольких лет? Почему ты раньше не рассказывала мне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127