И Бульдозера пересохло в гортани, вспотели подмышки, закружилась голова, хоть он виду не подал, но руки потянулись к оружию.
Поверху среди редких кустарников мелькнула мохнатая тень. Еще секунда неземное существо выбралось на гребень и под зеленой шатающейся Луной испуганные воины-спорщики-враги различили силуэт большеголовой, необыкновенно рослой, толстозадой обезьяны. Через широкое плечо ее была перекинута неосторожно, по-животному грубо, казалось почти невесомая, почти бесплотная девушка.
-Элмасты, деялла, Элмасты, - бурчал Бульдозер. Поднял автомат, хотел прицелиться, но резко бросил в бессилье - побоялся попасть в пленницу. К нему подбежал молодой чеченец, посыпались сочетания гортанных звуков, напряженных и нерадостных.
- Элмасты дочь украл, - глухо, из другого уже мира будто донесся до Петра голос предводителя повстанцев. - Куда уходит эта тварь никто не знает.
Потом Петр много раз вспоминал и анализировал, прокручивал заново всю ситуацию и не только сам для себя, но и в кабинетах соответствующих органов, но так и не понял, что руководило им в те секунды.
Точнее, понять-то понял, что руководило, что вело - это извечное, впитанное с молоком матери желание всемирного всевспоможения; но как зрели мысли, как составился в мозгу план, как рождались решения - этого он уже уяснить не мог.
Просто и ясно все вышло, так тогда казалось. Словно повела в атаку неведомая сила, отключила все мозги и заставила действовать автоматически, слепо, не рассуждая.
Петр болезненными тычками вывел из оцепенения Умара. Повинуясь быстрым лаконичным командам оба отряда сорвались с позиций, ринулись вверх по склону в общем порыве. Охотничий азарт овладел недавними врагами, бойцы перекидывались короткими фразами, умело сплетали в непроходимой лесной чаще густую сеть для поимки исчадия ада.
Веня спонтанную героическую операцию пытался фиксировать на видео. Плохо получалось - темно и не успевал оператор за ловкими бойцами. Потом уже Смоковницын скажет ему, ты того, брат, сотри все к чертовому дедушке, не надо афишировать. А то, что ж мы вместе с террористами дрались... и против кого?
Впрочем, Веня и сам засомневался в коммерческой ценности съемки. Темнота, крики и коричневое пятно с камня на камень прыгает - ни шиша не разберешь. Засмеют в Останкине, не поверят.
Но кадры все-таки сохранил на всякий случай, хотя никому и не показывал. Сохранил на пленке и длинный разговор двух старых приятелей Петра и Умара. Сам потом много раз пересматривал, пытался разобраться, что же все-таки это за люди такие - нохчи. Насколько им верить-то можно. Но так и не разобрался.
Дочь Бульдозера они спасли. Таинственное животное бросило ее, поняв, что от преследователей иначе не скрыться. Лесной шайтан убежал с пронзительным свистом дальше в лес, а молодую чеченку нашли брошенной в кизиловых зарослях.
Победив зверя, бойцы стали напряженно переглядываться, мяться, общий гвалт - радость успеха, прекратился, стало невыносимо тихо, только магазины тревожно защелкали. Командиры поторопились развести отряды.
На позиции никто не вернулся. Смоковницын и Бульдозер сухо кивнули напоследок друг другу и враги разошлись в диаметрально противоположных направлениях.
Элмасты наградил Бульдозера здоровенным шрамом, а Петр позже написал рапорт, из которого следовало, что беноевцы неизвестным таинственным образом скрылись из засады. Офицер брал на себя всю ответственность за произошедшее и отказывался от положенных ему "боевых".
Смоковницыну поначалу поверили, а потом руководству кто-то донес о том, что в действительности произошло с отрядом. Петру отказали в получении очередного звания.
Не с его характером, думал Венечка, в ментовке служить. Уж скоро сорок стукнет, а все капитан.
На всякий случай стрингер перекрестился, сплюнул три раза через левое плечо, постучал по березке, что рядом стояла, глянул опасливо на небо, будто хотел разглядеть тот спутник, с которого его могли засечь, и набрал номер Петра Смоковницына.
ФАЙЛ ШЕСТОЙ.
Беседа с полковником Парисычем длилась два утомительных часа. И в основном, как не обидно, без толку. Полковник был пьян и мерзок. Вопросы Смоковницына улетали в бездонную пропасть, не возвращаясь. Губернатор цедил водку, угрюмо, исподлобья глядел на милиционера, но разговаривал исключительно сам с собой, ни малейшего внимания не обращая на замечания Петра.
- С коровьим дерьмом меня сравнять - не да-ам! Не позво-олю! Я их рожи кремлевские на задницы натя... натя... - икота мешала заканчивать грозные фразы, - натяну! Вздую мо-орды! Я боевой, бль, офицер! Я без бою не сда-а... не сда-а... ихк, ихк... не сда-амся!
Губернатор глядел безумными красными глазами на Смоковницына, но похоже капитана не видел. Петр усиленно давал понять местному начальнику, чтобы тот был поосторожнее в выражениях, помещение и просматривалось, и прослушивалось, а Игорю Парисовичу было не до того. Широколицый, крепко сбитый - косая сажень в плечах, в камуфляже с распахнутым воротом он и за мирной рюмкой водки смотрелся, как на передовой.
Аудиенции у губернатора Петр добивался все утро. В администрации с ним даже разговаривать не стали. Первая приемная оказалась закрытой, в пресс-службе объявили, что губернатор на выезде, в области, и когда вернется неизвестно.
Но Смоковницын не успокоился. Обойтись без показаний главного фигуранта дела невозможно. Отсутствие объяснений со стороны Парисыча автоматически приводило его к роли главного обвиняемого.
Несмотря на предупреждение своего нового начальника, Петр с самого утра занялся тем, что ему было запрещено, хотя и неофициально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85