Конечно, это наклады­вает отпечаток на его сочинения и тогда, когда далеки они по содержанию от русской жизни.
Что ж, автор «Эсмеральды» не станет спорить. Он сам чувствует, что в музыкальной речи его героев нет-нет да и прорвется русский тон, русское настроение. То скажется оно в задушевной теплоте, в сердечной открытости мелодий, на­поминающих популярные отечественные романсы; то вдруг всплывут ненароком знакомые голоса песен, которые повстре­чались молодому музыканту, когда долгими часами он бро­дил по петербургским улицам.
И, конечно, не раз на протяжении оперы вспомнил Алек­сандр Сергеевич Михаила Глинку. От внимательного слуша­теля не ускользнет ни сходство некоторых реплик героев «Эсмеральды» с музыкой глинкинских романсов, ни пере­клички даже с «Иваном Сусаниным». А может быть, и о черноморовом царстве из новой оперы Глинки «Руслан и Людмила» думал Александр Даргомыжский, когда сочинял для первого акта «Эсмеральды» комическое шествие шутов и фантастические танцы бродяг...
Даргомыжский едва успевает переводить на бумагу тес­нящиеся в голове музыкальные мысли.
А события в опере достигли кульминации. Страсти нака­лились. Уже пронзен предательским кинжалом Клода Фролло избранник сердца Эсмеральды и мужественный ее защит­ник воин Феб. Ложно обвиненная в убийстве, Эсмеральда за­ключена в темницу. Что ждет несчастную?
На это глухо намекает, предвещая роковой исход, печаль­ная мелодия, возникшая на короткий миг в унисонах виолон­челей и контрабасов. Слушатель поймет зловещий смысл этой мелодии, когда, развернувшись в траурный марш, она будет сопровождать в финальной сцене шествие на казнь осужден­ной Эсмеральды.
Сердце Александра Даргомыжского переполняет острая жалость. Он от души полюбил это резвое дитя, приносившее людям веселье и радость. Сочинитель не поскупится сделать все, чтобы милый образ стал в его опере еще более привле­кательным.
Он наделяет Эсмеральду изящной, светлой темой, разно­образно варьируемой в оркестре. Тема эта возникает всякий раз при появлении на сцене Эсмеральды - от первого ее вы­хода до последних смертных минут. Легкие трели и летучие пассажи скрипок почти зримо передают воздушную походку танцовщицы, ее хрупкую, пленительную грацию.
Но не только в танцах проявляет себя эта девушка. Эс­меральда добра и великодушна. Ее душевное богатство ав­тор оперы стремится раскрыть более всего в вокальной пар­тии. Естественно и правдиво звучат полные детской непо­средственности речитативы Эсмеральды, и простодушная ее песенка в начальной сцене, и пылкие признания в дуэте с возлюбленным Фебом, и, наконец, пронизанная отчаянием и страстью заключительная ария в темнице...
Возможно, Даргомыжского впоследствии будут укорять за то, что в «Эсмеральде» кое-где попадаются общие места, что в ней слышны перепевы из опер Галеви и Мейербера. Возможно, сам автор признает справедливость этих укоров и суровее, чем кто-либо, осудит свое детище. Но в одном он уверен: при всех изъянах оперы - в драматических ее сце­нах, особенно где действует сама Эсмеральда, в насыщенных движением ансамблях, в массовых народных сценах - ему удалось, пусть и не в полный голос, заговорить языком прав­ды, языком, который он и впредь будет развивать в своей музыке.
Но настало время расстаться с «Эсмеральдой». Дарго­мыжский еще раз перелистал тщательно переписанную пар­титуру. Сколько же ты, Эсмеральда, унесла с собою моих лет? Подумал, посчитал - на оперу ушло почти четыре года! Да разве жалко трудов, если вот-вот в театральном зале, при погашенных огнях, раздадутся звуки знакомой интродукции и взовьется занавес...
Еще не остыв от вдохновения, сочинитель бережно повез в дирекцию императорских театров свое новорожденное дитя.
Но, видно, действительно злой рок тяготеет над сиротой-цыганкой, насылая на нее одну беду за другой.
- Опять «Эсмеральда»? - недовольно поморщились в те­атральной дирекции. - Опять Виктор Гюго?
И без того много хлопот причинил им в свое время этот писатель, несомненный безбожник и вольнодумец. Недаром император Николай I с опаской отнесся к постановке на рус­ской драматической сцене сочинений Гюго, хотя бы и той же «Эсмеральды». А теперь еще опера! Ужели не мог господин Даргомыжский выбрать для дебюта более благонамеренный сюжет?
К тому же оперу русского композитора, очевидно, должна ставить русская труппа. А с той поры, как приехали в сто­лицу сладкогласые итальянцы, публика, особенно из высшего общества, заметно охладела к отечественным певцам. Нет, не ко времени стучится в императорский театр нищая пля­сунья!
Правда, есть у «Эсмеральды» ходатаи, которые усердно за нее хлопочут.
- Ваше превосходительство, - осмеливаются они напом­нить всесильному директору театров Гедеонову, - капельмей­стеры наши на предварительных пробах весьма одобрили музыку господина Даргомыжского.
- А разве я оспариваю ее достоинства? - холодно воз­ражает директор. - Но к чему торопиться? - Он откиды­вается в кресле и с усмешкой взглядывает на увесистую пар­титуру «Эсмеральды». - Сколько помнится, ожидает в конце оперы бедняжку печальная участь. Так зачем спешить на­встречу собственной гибели?
Довольный своим остроумием, театральный сановник от­дает распоряжение:
- Отправить партитуру господина Даргомыжского в ар­хив театра... разумеется, до времени!
Старый архивариус принял партитуру «Эсмеральды», уло­жил в папку, накрепко перевязал. Равнодушной рукой вывел на обложке очередной входящий номер.
ПУСТЬ ЗВУК ПРЯМО ВЫРАЖАЕТ СЛОВО
Вечер был тепел и тих. Так тих, что слышался малейший шорох прибрежных кустов и легкий всплеск весел на не­движной глади реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45